Похоже, что он все-таки перебрался в Москву. И пандемия его там зафиксировала.
Человек он беспокойный, так что, может, и вернется. Но пока Самаре его будет недоставать. Кто же он такой? С чего вдруг миллионному городу может недоставать какого-то странного типа, провоцирующего публику в соцсетях, ведущего не самый моральный образ жизни, склонного к эпатажу, да еще и рисующего намеренно некрасиво.
Просто каждому большому городу обязательно нужны свои enfants terribles — ужасные дети. Без них, как и без многого другого, современный мегаполис — просто очень большое скопление домов и людей. Без своего стиля и духа.
Крупные города, а Самара все-таки один из крупнейших городов Европы, формируют собственную уникальную культуру. Урбанистическую. Это новый вид народной, низовой культуры, питающейся от разных, иногда очень странных субкультур.
И слово «новый» надо сразу поставить в кавычки, потому что существует такая культура в городах очень давно. И те же «фураги» — как раз субкультура стремительно урбанизировавшегося Куйбышева.
Слово «низовая» тоже пусть никого не вводит в заблуждение: американские художники Жан Мишель Баскья и Кейт Хэринг начинали на улицах Нью-Йорка, а сегодня почитаются как великие творцы XX века. Средняя стоимость их работ давно превысила миллион нерублей. При том что граффити этих художников и по сей день находят при ремонте домов в старых районах NYC.
Брейк-данс, хип-хоп, граффити, татуировка — сейчас все эти направления, традиционно относимые к уличной культуре, стремительно завоевывают себе место в высшей лиге. И не только в массовой поп-культуре, но и среди интеллектуалов и ценителей.
Конечно, такое искусство провоцирует обычных граждан, не сильно радующихся появлению на доме нового граффити авторства явно не Бэнкси. И русский рэп классически образованному человеку тоже трудно воспринимать. Но это уже есть — это ритм улиц и часть нашей жизни. Нерв, который можно дернуть. Даже не умея петь или рисовать.
Фрола Веселого часто обвиняют в том, что рисовать он не умеет и/или рисует «некрасиво». Можно даже усилить обвинение: дело в том, что Фрол никогда и не учился рисовать. В смысле в заведении. Учебном. Когда мы только познакомились, лет 10 назад, он сразу заявил, что в художники пошел, потому что увидел и понял, как это просто и круто, а научил его минимальным приемам друг, который вроде умеет. Да так научил, что все эти 10 лет Фрол — обязательный участник самарской художественной жизни.
Потому что он начал делать очень грубый, нарочитый попарт — с потеками, дешевой и грязной краской. Коровы, оружие, нефтевышки и ню-ню-ню. Мазня? В техническом смысле — несомненно. Хотя за прошедшие годы с рисованием и красками Фрол разобрался неплохо, он предпочитает «мазать».
Некрасивые символы богатства, отвратительные девушки с утра, портреты за тысячу рублей, срисованные с аватара в соцсетях, — уродское, но узнаваемое и потому яркое, запоминающееся.
Фрол не шокирует. То есть даже если и шокирует, то не специально. Он и правда такой. И ему удается ловить дух эпохи в своих простых, если не сказать примитивных, работах. Да-да, оглядываясь на десятые годы в самарском современном искусстве, понимаешь: Фрол Веселый — одна из главных фигур и героев.
На выставку «Течения» в 2012 году он сделал произведение простое, на грани гениальности. Составил друг на друга и крепко сварил бочки из-под бензина так, что колонна выглядела готовой упасть. Символ? Да еще какой! Ведь в 2012 году многие думали, что сырьевая экономика вот-вот кончится. И бочки упадут, потому что очень уж сильно накренились. Сейчас, в 2020-м, мы знаем, что это невероятно устойчивая конструкция — бочки с бензином, поставленные друг на друга. Не только в произведении Фрола.
Он бы тут, конечно, хмыкнул: эк ты завернул, я в жизни ничего такого не замышлял, просто бочки валялись, я думаю, что делать с ними… Тут надо заметить, что Фрол не только художник. У него золотые руки. И если в своем живописном искусстве он может быть небрежен безобразно, то ремесленные произведения — это совсем другое дело.
Несколько лет Фрол Веселый работал в музеях. Для Литературного это был момент невероятного успеха и взлета популярности. Несмотря на брутальный вид и характер, Фрол вписался в коллектив под руководством Людмилы Савченко и намастерил немало.
Его произведения из досок и фанеры были важной частью выставок и общей эстетики музейных праздников. А уж «поэтические машины» — проект, придуманный Андреем Рымарем и реализованный в ручной части Фролом, никак не назовешь примитивным. Изысканный и концептуальный, он был выполнен крепко и честно. И это, кстати, всегда добавляло весомости: видишь вещь и понимаешь, что она не развалится, даже если на нее залезть.
Фрол не одиночка, а часть течения. Еще в начале десятых он привез в «Арт-центр» на Мичурина роскошную выставку художников, близких ему по духу. Например, это была единственная в Самаре выставка Васи Ложкина, которого сейчас так любят в сети, а тогда даже на открытии ажиотажа не было.
Сейчас Фрол уехал в Москву и делает там то, что любит и умеет, наверное, не меньше, чем искусство. Да и в искусстве он, как выяснилось, случайно, а тут — нет. Фрол реставрирует и создает деревянную мебель. Его ремесленный талант и страсть к «деревяшкам», конечно, тоже очень ценны. А ему самому, наверное, доставляют даже больше радости, чем «мазня».
Но, конечно, Самаре Фрола не хватает. Острого и едкого, шебутного художника, делающего неприятные, но важные вещи. Кто-то в местном искусстве должен быть злым и честным. Раньше это был Фрол.
Грубый новый поп-арт, примитивизм, неофовизм — конечно, можно придумать термины и красиво описать любую картинку, даже самую мерзкую. Но это искусство наших городов. Нравится нам или нет. Самаре, похоже, совсем не нравится. Будем честны: Фрол здесь просто не выжил и убежал. Возможно, не по художественным, а вполне себе бытовым причинам. Но его ведь никто и не удерживал… Важный, но ненужный.
Проекты
Комментарии
0 комментариев