Воспоминания Клары Поляковой, пережившей блокаду Ленинграда. Часть 2

Трагические события Великой Отечественной войны коснулись каждого в нашей стране.

Но с годами все меньше остается участников и свидетелей тех страшных событий. Тем ценнее их воспоминания. Сегодня ими делится Клара Евсеевна Полякова, пережившая блокаду Ленинграда.

Воспоминания Клары Поляковой, пережившей блокаду Ленинграда. Часть 1

Под бомбежками

— До сих пор не понимаю, как мы выжили, — говорит блокадница. — После разгрома Бадаевских продовольственных складов пайки продолжали уменьшаться. Рабочим выдавали по 250 граммов хлеба в день, остальным — по 125. И больше ничего. У некоторых были запасы продуктов. А у нас они откуда при такой большой семье? До войны приходилось тяжело, а в блокаду тем более.

Зима 1941 — 1942 годов выдалась на редкость суровой. Морозы достигали 42 градусов. И это вместо мягких ленинградских зим. 160 лет такого не случалось. Отопление, как я уже говорила, было дровяным. Но поленьев для плит не хватало. И народ перешел на маленькие буржуйки, трубы которых выводили в форточки. Такая была и у нас. На дрова шли стулья, вообще все подряд. Лишь бы слегка обогреться. Взрывными волнами выбивало стекла. Но фанеры, разумеется, достать было невозможно. И оконные рамы затягивали одеялами.

Самая страшная и жестокая зима. Мороз, бомбежки, зажигательные бомбы, фугасные. Вначале мы прятались в подвалах домов, приспособленных для хранения дров. Потом их переоборудовали в бомбоубежища. Но они оказались ненадежными. Народ рисковал остаться под завалами. Выбраться из-под них без помощи техники было невозможно. А где ты ее найдешь? Бомбежки мы стали пережидать на лестницах. С них хоть на улицу выбежать можно. Из квартиры сложнее.

Кусок конины

— Артобстрелы и бомбежки были постоянными. Далеко не всегда успевали добежать до укрытия, — вспоминает Полякова. — Однажды отец направлялся домой. В пути его застала воздушная тревога. И вдруг он увидел, как снаряд угодил в лошадь и разорвал ее на части. После окончания обстрела все бросились к животному, чтобы заполучить кусок мяса. Принес кусок конины домой и отец. Сварили мясо и ели не только мы, семьей, а всей квартирой, вместе с соседями. Это говорит о том, какие были люди. Трудно представить, чтобы по квартире раздавался аромат еды, а голодные люди глотали слюнки.

— Чем приходилось питаться? — спрашиваю я.

— Боже мой, ели все, — вздыхает собеседница. — Вплоть до того, что варили старую кожаную обувь. Не помню, делала ли это моя мама, но знаю, у других такое бывало.

Самый страшный период — с октября 41-го по март 42-го. В мизерном кусочке хлеба — сплошные примеси. Муки лишь 2 процента. И лебеду ели, и траву разную. Все что попадется.

И одежды у нас нормальной не было. В квартале от нашего дома находилась 33-я школа, где мы с сестрами учились. Но в первую военную зиму занятия практически не проводились. Из-за холода. Чернила замерзали.

Рядом со школой тогда появился детский дом, в который позже мы с сестрой и попали.

Смерть отца

— 3 марта 1942 года у нас умер папа, — говорит Клара Евсеевна. — Был до такой степени истощен, что страшно смотреть. Умер дома. Завернули мы его в одеяло. Зашили. Старшая и двоюродная сестры вдвоем отвезли отца на саночках на Смоленское кладбище. Находится оно на Васильевском острове. Там были братские могилы. По мирному времени недалеко. А для истощенных девчонок это был огромный труд. Мама в то время находилась на заводе. Домой приходила редко. Транспорт стоял. А путь был неблизким.

Этой же весной, чтобы было больше шансов для выживания, ленинградцам начали раздавать семена на посев овощей. Сажали их на газонах, в скверах, на детских площадках. На всех клочках земли. И до чего были порядочные люди — никто не позволял себе выдернуть у соседа морковку или свеклу!

Тогда появились и подсобные хозяйства заводов. Маму откомандировали в такое. Мы, дети, остались одни. Спецбригада, узнав об этом, нас с младшей сестренкой Галей забрала в детдом. В тот самый, возле школы. Галя была очень слабенькой. Среди сестер, пожалуй, я оказалась самой выносливой. Стояла в длинных очередях за хлебом. Ходила за водой на Неву. Благо, она недалеко. Зимой на детские саночки привязывала бидон или кастрюлю. Ведер не было. Доставать воду из реки тяжело. Случалось, санки переворачивались. Попробуй снова достать воду. К тому же и подъем преодолеть. Вывезти санки на набережную, а потом вернуться домой. Однажды еду, впереди мужчина. Шел он, шел, а потом поставил санки и сел, прислонившись к какомуто бугорку. Я, десятилетняя девочка, подумала, что вот однажды тоже так сяду и больше не встану.

Мешочек с сухариками

— В детском доме Галю сразу положили в изолятор. На небольшую кроватку. А к перекладине кровати привязали мешочек, — рассказывает Полякова. — И однажды, когда я сестренку пришла навестить, она мне говорит:

— Клара, возьми сухарики из мешочка, съешь. Я уже не могу ничего есть. Возьми! Хоть ты останешься жива.

Но сделать этого я не могла.

Наш детский дом эвакуировали в Ярославскую область, а Галю не взяли. Поместили в больницу. Но сестренка не выжила. Похоронили Галю на Пискаревском кладбище. Мне потом указали где.

Люсю, вторую сестру, тоже отправили в детдом, но другой. Ее эвакуировали в Ульяновскую область. Старшая сестра, Нинель, оставалась дома одна. Отца уже не было. А мама работала в подсобном хозяйстве. Так случилось, что у сестры украли хлебные карточки. Мама об этом не знала. А когда ей каким-то чудом удалось ненадолго отпроситься домой, дочь она застала в тяжелом состоянии. Забрала ее с собой. Но Нинель умерла.

Нас выжило только трое. Люся живет в Ленинграде. Ей уже 93 года. После освобождения город начали восстанавливать. Потребовалась рабочая сила. Ремесленников стали возвращать домой. Люся — тоже выпускница училища. Выучилась на токаря. В родной город прибыла из Ульяновской области.

Блокаду пережили не все соседи. Но наша коммуналка просуществовала долго. Когда после войны начали отстраивать Ленинград, то в первую очередь квартиры давали не блокадникам, а приезжим специалистам.

Не помню, в каком году, нас тоже переселили. Сестра по-прежнему живет на Васильевском острове, но в другом месте. В районе гавани. Вместе с ней жила и мама.

Возвращение

— Наш детский дом располагался в сельской местности. В Пошехоно-Володарском районе Ярославской области, — продолжает свой рассказ блокадница. — В нем были одни ленинградцы. С тем же директором во главе, которая у нас работала до эвакуации. Очень строгая и справедливая женщина.

Учились мы в сельской школе. В детдоме была хорошая дисциплина. Воспитатели зорко следили за тем, чтобы каждый ребенок съедал всю свою порцию сам и никто ни у кого ничего не отбирал. И ни кусочка не вынес из столовой.

Приучали к хозяйству. Мы сами делали уборку. Дежурили по кухне. Проводили праздничные мероприятия. Я с удовольствием декламировала стихи. Участвовала в спектаклях. О детском доме у меня остались самые теплые воспоминания.

Радио у нас там не было. Весть о Дне Победы до нас дошла не сразу. Воспитательница поехала в район на какое-то совещание и услышала об этом. Приехала радостная: война закончилась! Что творилось! Все ликовали и плакали. От радости и от того, что многие не дожили до этого счастливого дня.

После Дня Победы нас попросили написать письма родным и узнать, смогут ли они нас забрать.

В 20-х числах июня 1945-го группа ребят вместе с директором вернулись в Ленинград. Я в их числе. Продолжила учебу в школе. Сначала на дневном отделении, потом перешла на вечернее. Нужно было помогать маме. Устроилась счетоводом на завод имени Степана Разина. А после окончания школы поступила в гидрометеорологический институт. На третьем курсе вышла замуж за студента горного института, Владимира Полякова, тоже пережившего блокаду и потерявшего во время нее всех родных.

— А как попали в Самару?

— Мой супруг получил специальность инженера-геолога. Его оставляли в Ленинграде. Но по состоянию здоровья Владимиру требовалась перемена климата. Мы выбрали Куйбышев. И переехали в него в 1956 году. Он трудился в Волжском отделении геологии и разработки горючих ископаемых — ВОИРГИ. Защитил кандидатскую диссертацию. Я работала в Гидрометцентре. У нас есть дочка, внуки, правнуки.

[box type=»info» align=»» class=»» width=»»]С заботой о подрастающих поколениях

Клара Евсеевна всегда вела и ведет большую общественную работу. Возглавляла организацию блокадников в Ленинском районе. Рассказывает школьникам о том, что пришлось пережить в годы Великой Отечественной. Сейчас разрабатывает новую экспозицию для музея блокады Ленинграда в школе №90. Признается, что не смотрит телевизор. Поскольку показывают сплошные убийства.

— Как можно морально воспитывать молодежь на таких фильмах? — возмущается она.

Клара Евсеевна очень любит стихи знаменитой советской поэтессы, блокадницы Ольги Берггольц. Потому что строки «Ведь ты со мной, страна моя, и я недаром — ленинградка» и о ней тоже. [/box]