Полеты во сне и наяву

— Да потому что знакомы 30 лет.
 

— Я бегала в музыкальную школу №2. И чуть не каждый вечер — в драмтеатр (билеты, к счастью, были недороги — рубль двадцать). Тогда по Людмиле Грязновой с ума все сходили. Я так даже платье сшила, как у ее Гели из «Варшавской мелодии». Ну и года, наверное, два занималась в ОДО. У тещи Михаила Водяного. Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке» помнишь?
 

— Калерия Рэм. Она жила в нашем доме, в ОДО вела секцию художественного слова, и я готовилась у нее к поступлению в студию Монастырского (театральное отделение Куйбышевского музучилища. — Ред.). Актерское мастерство там вместе с Петром Львовичем преподавали и Михаил Гаврилович Лазарев, и Ванда Павловна Оттович, и Всеволод Михайлович Турчин… Цвет нашей драмы…
 

— Машу (сестра главного героя в пьесе М.Рощина «Валентин и Валентина». — Ред.) играла. А рядом! Вера Ершова, Ванда Отто-вич, Юрий Демич, Жанна Романенко, Любовь Альбицкая!
 

— Ну в Самаре же были свои героини. Грязнову сменила Наталья Радолицкая. Альбицкая — на пике карьеры, в кино снималась у Райзмана. На что я могла рассчитывать?
 

— Секретарша в «Сослуживцах».
 

— А в театре мне почти всегда давали роли на сопротивление. У меня тип такой тургеневской барышни, но театральным режиссерам почему-то очень хотелось эту мою натуру сломать. «Так, Еланская начинает краснеть. Подождем две минуты. А вот пошел обратный процесс», — иронизировал Петр Львович по поводу моей избыточной, как он считал, скромности. И в Оренбурге, помню, зритель после «Сослуживцев» претензии предъявил: «Играете вы жизненно, а вот курить совсем не умеете».
 

— Вместе с тобой и училась. Но киноистория моя началась много раньше и совсем не так бравурно, как театральная. У меня, надо признать, не сценический голос. Нет так называемого посыла. И еще в нашей драме говорили: «Лена, твое место в кино. Ты играешь глазами, а там — крупные планы». Ну и когда сокурсники начали отправлять фотографии на киностудии, отправила и я. И приходит письмо из Одессы: «Приступаем к съемкам фильма с рабочим названием «Берем на буксир». Не выезжайте из города — пригласим на пробы». Он потом в прокате шел как фильм «Берегите женщин».
 

— Галина Венивитинова.
 

— Ее смотрели первой и сразу же утвердили. А потом, когда я уже работала в Доме актера, Петр Тодоровский обнадежил.

Вообще, скажу тебе, мне та моя работа нравилась. Организацией же творческих встреч занималась, а люди-то приезжали удивительные. Пригласила как-то Абдулова с Караченцовым. Вечер получился… И когда Абдулов сказал, что ему со мной очень легко работалось, на седьмом небе была от счастья. Потом они в Самару «Юнону» и «Авось» привозили, и Караченцов ногу сломал. Потрясающе играл! И вдруг — это падение. Стояла, помню, у какого-то дерева и рыдала просто от этого ото всего.
 

— А он говорит: «Ленка, будешь играть в кино. Снимается фильм «Иван и Коломбина» — жди вызова». Жду — звонок: «Лен, прости, но режиссер нашел Ивана на голову ниже тебя. На крупных планах его, конечно, на ящик можно поставить, но общие как снимать?» В результате играет Цыплакова…
 

— Фотограф один самарский предложил: «А давай я Иванчуку снимок твой вышлю». Они знакомы были. Юрий Георгиевич же на нашем телевидении работал. И учился здесь. В 6-й школе. И здесь живут и его сестра, и дочка от первого брака.
 

— Он действительно по базовому образованию историк. У него даже монография о декабристах. И действительно какое-то время работал вторым. И между прочим, на фильме Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Но странно, что Самары в этой биографии нет. Хотя обо мне вот тоже пишут, что школу я окончила в Ашхабаде. А я и родилась в Куйбышеве, и в школу тут ходила. В ту же 6-ю. Позже, конечно.
 

— Мастер спорта международного класса Зинаида Курицына. Тринадцать мировых рекордов поставила! Она из Рязани. Там мы и тренировались. В десантном училище. А с Александрой Яковлевой играли, по сути, одного человека. Счастливую сторону судьбы Зинаиды Курицыной играла Александра, несчастливую — я. Прыжки, тренировки, переезды, собака — и больше ничего и никого. Одинокий замотанный человек. И в чем-то очень на меня походила. Больше того, во время съемок Зина (она консультировала Иванчука) познакомилась с оператором и вышла за него замуж.
 

— Где-то через год после сдачи картины мы с Юрием Георгиевичем расписались.
 

— Прыгать надо было обязательно — первый советский фильм о парашютистах без каскадеров. Чем и прославился. А для меня это был последний шанс.
 

— Старалась не рефлексировать. А когда после наземных тренировок — а мы работали месяца три — повели к вертолету, обнаружила, что страха-то и нет. На сцену, бывало, в полуобморочном состоянии выходила. Особенно если худсовет спектакль принимал. А тут… Поначалу, впрочем, высота была небольшая. 800 метров.
 

— Парашютисты говорят рампа.
 

— Я не смотрела. Просто прыгнула.
 

— Лену Астафьеву пытались, но она мертвой хваткой уцепилась и ни в какую. И тогда Иванчук пошел на хитрость. «Не можешь, — сказал, — не прыгай. На земле тебя поснимаем, и все». Ленка расслабилась, тут ее и….
 

— На первых прыжках парашют раскрывался автоматически. Ну а потом уже и Лена сама прыгала.
 

— Воздух струится. И звон. Будто в колокола хрустальные бьют. Думаю: «Давление, что ли»? Потом доходит — звенит тишина. Там же абсолютная тишина. И она звенит. Представляешь?
 

— Мою героиню вот тоже все спрашивали: что такое полет? Но словами разве объяснишь? Разве можно любовь объяснить словами? «Как ты будешь играть любовь, если не испытала?» — недоумевал Монастырский. Теперь я знаю, что такое любовь. Я знаю больше. Я знаю, что такое любовь навсегда. 11 лет как умер муж. Но я его чувствую. Чувствую постоянно. И это необъяснимо. Ну и тут… Мы зимой прыгали. День такой солнечный был, и все сверкало внизу… Нет, никакого ужаса. Ни малейшего. Один восторг. Потом легонько так дернуло -парашют раскрылся. И сразу чувство такой надежности, такой опоры… И вдруг перед третьим прыжком — беспокойство.
 

— Мы на поле садились. Ровное вроде бы поле. Но в одном месте под снегом — ком замерзшей земли. В него-то я и врубаюсь. И отламываю кусок щиколотки. «Хорошо вживаюсь, — думаю. — Буквально врезалась в образ». Боль меж тем дикая. Но вижу -люди бегут. И Курицына впереди с этой ее собакой. Лучше других же знала, что такое неудачное приземление: сама вся ломана-переломана. Ну и мчится. Меня, конечно, сразу в больницу. Через два месяца только от гипса освободилась. А съемки уже в Самаре. И вот тут-то парашют и не раскрылся.

— А я, Лена, и не знала, что «Парашютистов» снимали в Самаре.

— Снимали всюду, где шли соревнования. В картине же нет  массовки. Реальные спортсмены. И мы ездили за ними в Рязань, Витебск,  Тулу,  в Чехию. Три прыжка снимали в самарском небе. И вот этот  эпизод, где моей героине вручают кубок. Это же наша набережная, Красноармейский спуск. И финальные кадры. Это ж  Волга. Но то были какие-то роковые, мистические даже съемки. Жара стояла несусветная просто. Едем из гостиницы на Кряж (соревнования там проходили) — грим течет, асфальт плавится.  Приезжаем, и начинается… Наташу Казначееву  выбрасывают так,  что приземляется она на полигон, где  в это время стреляют. Хорошо, успели дать команду прекратить стрельбу. Лена Астафьева трижды дергала за кольцо, прежде чем парашют раскрылся! Только приземлилась, глядим: реальный участник соревнований летит к земле, а купола над ним нет. Хватаем квадрат, бежим и… не успеваем. В метре от нас  падает. А мы только что в Туле  эпизод отсняли. Ну просто один в один:  у героини Яковлевой не раскрываются ни основной парашют, ни запасной. Но там-то куклу кидали. А тут…

— Погиб?

— Сломал позвоночник. Лежит, «скорая» воет… Но съемки же. И моя очередь прыгать. А высота  уже четыре тысячи метров. Девчонки освоили, а я ж в гипсе два месяца. Ну взлетаем. Подхожу к рампе, машу на камеру рукой, падаю, мысль одна: удержать улыбку. Зритель же не должен догадаться, что я на высоте этой впервые.  А  напор воздуха такой, что задыхаешься просто. Сумела-таки сбалансироваться,  рву кольцо, и вроде как парашют раскрылся. И вдруг  опять — дерг. Ну, думаю, может, так и надо. А на земле спрашивают: ты вообще как? — Нормально, — говорю. — А ты знаешь, что парашют у тебя не раскрылся?

—  И как? Как ты приземлилась?

— Нас снимали операторы, которые работают с парашютистами. Они же выполняли функции страховщиков и не имели права раскрыться, пока не раскроется актер. Со мной тогда летел муж Зины Курицыной.  Он и спас. — Вижу, — говорит, — парашют твой  вышел, но только наполовину. В ранце застрял. Так я спикировал и  просто руками его тебе вытащил.

— Да ты заново родилась.

— И опять, заметь, в Самаре. Но у меня ж все по трешке. И  третий случай  —  это уже Чехия. В сценарии того трюка не было. Его  Юра придумал. Подвесил меня на тросе к  вертолету, тот на 300 метров поднялся и потащил. Болтаться на фале — удовольствие не из приятных, но когда вертолет  набирает скорость,   уже чувствуешь как бы опору. Приспособилась —  лежу на воздушном  потоке, но стоит пальцем пошевелить, начинает закручивать. А лететь  с аэродрома до Простеева и обратно.  Минут десять, если не больше.  И руки-ноги потом отламывались просто — такое было  напряжение.  А ведь еще камера на рампе висит, и надо в нее улыбаться.  Но сели.Смотрим запись, а Еланской на пленке нет. Cкорость у вертолета была небольшой, меня отнесло, и камера взять не сумела. И значит, снова лететь. Но уже на другой скорости. Да еще зажженные шашки хотят вручить. — Нет, — говорю, — с шашками не получится. Закрутит. И смотрю — кроме троса стального ко мне еще какую-то веревку цепляют. Юра потом признался, что  в ночь перед этим моим полетом видел сон. Нехороший. И попросил  военных (техническую сторону нам военные обеспечивали) крепеж продублировать. — Да мы на этих тросах танки в Афгане вытаскивали, — говорили они ему. Но он настоял. И правильно сделал.

— Неужели трос оборвался?

— Расстегнулся карабин. Я на страховке летела.  Но узнала об этом, только когда сели.  Встала на землю, а трос рядом упал. А почему так получилось? Да потому, что на обратном пути угодила в дождевое облако. Миллиарды игл впиваются в лицо, а я без очков. Ну обидно бы, согласись, было, если бы зритель после всего усомнился в том, что именно я выполняю трюк.  Ну и пытаюсь глаза  руками закрыть — начина-ет закручивать c сумасшедшей скоростью. Тут-то  карабин  и расстегнулся.

— Лен, а вы писали что-нибудь типа «в моей смерти прошу никого не винить»?

— Да нет вроде… Нет.

— Но деньги платили бешеные.

— Ага! Рубль за прыжок.

— Cмеешься?

— Ну три рубля. В общем, когда с нами за фильм рассчитались, я телевизор  купила. Но мы ж не из-за денег.

— Ну ты-то точно из любви к искусству.

— Кстати, о деньгах. Администратором в  Чехии у нас была такая Маша Хорунжева. Так эта Маша говорила, что если б она снимала  тот мой полет, то и сама бы обогатилась, и я бы до конца жизни не знала финансовых проблем. В Америке за такое  хорошо платят.

— Да только Бельмондо из артистов такое и делал, по-моему.

— А в Чехии  не делали даже спортсмены. И когда один из тамошних  чемпионов  об этом нашем трюке узнал, тут же решил повторить. Задело его.

— А как у тебя с  Яковлевой складывались отношения?

— Непросто. Александра же уже звезда — «Экипаж», «Россия молодая» — и  довольно  ревниво относилась ко всему, что происходило на площадке и за  ее пределами. Иногда до смешного доходило. Тогда проблема была одеться.   И как-то принесли мне очень хороший  костюм из велюра. Но… 

-…снималась в нем Яковлева.

— Ну она же — главная героиня.

— Cейчас она высокопоставленная чиновница.

— Я слышала.

— Как худсовет принял фильм?

— Нашли несколько фривольных, как они считали, эпизодов. Ну не может, возмущались, советский парашютист сидеть на рампе боевой машины и болтать ножками. Но Герасимов встал и говорит: Советский летчик Чкалов под мостом летал? Почему бы советским парашютистам не посидеть на рампе? Только благодаря  поддержке Сергея Аполлинарьевича фильм и не стали кромсать.

— Ну а потом была премьера…

-…и вот тут я испугалась.  Вот этот эпизод, когда  лечу на фале. Я его и раньше видела. Но большой экран  — другое. Вдруг осознала: оборвись еще и страховка… Ни-чего ж не сделаешь. Мама и вовсе разрыдалась. Мы же по всей стране с фильмом проехали. И, конечно, были в Самаре. Зато в Риге, на фестивале спортивных фильмов, где наша картина получила третью премию, Вячеслав Тихонов вручил мне диплом «За мужество в творчестве». И, между прочим,  должен был  в следующем фильме Иванчука играть моего отца. И были уже пробы. Но лег на операцию, и на отца пригласили Вельяминова.

— «55 градусов ниже нуля»? Ты об этой картине?

— О ней. В Свердловске снимали. И действительно было минус 50. Но это такая ерунда — мороз, если играешь с Виталием Соломиным, Cофьей Павловой, Игорем Старыгиным… А потом был фильм «Нелюдь, или В раю охота запрещена». И очень жаль, что его  в России не видят. Военные фильмы   Иванчука  идут часто. А этот купили японцы  и наложили вето на  телеви-зионный показ. А там же Гурченко в главной роли! Партийная функционерка, у которой похищают сына. Вот тоже человек! Ни тени звездности! Снимали, помню, на шикарной даче.  Отворяется дверь — Людмила Марковна. На своей машине приехала. Народ — ноль внимания: снуют — к съемке готовятся. Другая бы, возможно,  и  скандал закатила. Ну как же  — звезда, а никто не встречает. Гурченко  встала тихонечко, ждет, когда кто-нибудь освободится и объяснит  ей задачу. Александр Михайлов тоже, между прочим, снимался в этой картине. Борис Невзоров. Невзорова Юрий Георгиевич очень  любил и приглашал во все свои фильмы.

— Ты там играла?

— Ну это чересчур громко сказано. Хотя даже  постоять рядом с Гурченко —  счастье. На студии им.Максима Горького картину  делали. Сценарий Аркадия  Вайнера. Музыку Микаэл Таривердиев писал…

— А что это за киностудия «Дельта»,  о которой в связи с Иванчуком пишут?

— А он ее создал. При Союзе кинематографистов. Перестройка, студию Горького разорили, вот Юрий Георгиевич и создал свою.  Снял несколько фильмов в Румынии и Таджикистане. А потом появилась возможность сделать с американцами фильм, и мы год жили в Майами. Старшей дочке было пять, младшей  — три, и  они уж даже  со мной  поанглийски говорить начали. А Юра ездил в Румынию  — там строили декорации. Миллион долларов вложил. А американский партнер от проекта вдруг отказался. В общем, Света, мы все потеряли. Переживал Юрий Георгиевич страшно. Сначала Советский Союз рухнул, потом советское кино, потом он лишился всего, что заработал…  Его в Аргентину звали. Предлагали открыть киношколу, но  это же совсем другая культура. А в России —  сплошная  чернуха.  Решил работать в Чехии, но и года не прожил. Рак.

— Где похоронили?

— А в Самаре и похоронили.   Рядом с отцом и матерью.

— Лен, а у девочек не возникало желания заняться театром или кино?

— У Ксюши способности есть. Артистична, хорошо поет и танцует, но… экономист. Как и старшая, Настя. 

— По Самаре скучаешь?

— Очень. У меня же  и мама тут,  и сестра. Все мои друзья здесь. По Самаре скучаю cтрашно. А полеты снятся каждую ночь. Глаза закрою и лечу. И вот этот  звон. И воздух струится.