Бывший крупный российский банкир Владимир Аничков, находясь в эмиграции, написал книгу воспоминаний «Екатеринбург — Владивосток (1917 — 1922)». Несколько страниц в ней посвящено нашему городу. В частности, Владимир Петрович рассказывает о самарском съезде банкиров, состоявшемся в 1918 году. Его участники обсуждали, как организовать работу финансовых организаций в новых условиях, когда на Волге пришел к власти Комитет членов Учредительного Собрания. Поводом для съезда послужило также то, что половина золотого запаса страны в тот момент находилась в Самаре.
Аничков отправил свою семью в гости, к друзьям в Симбирск, и продолжил участвовать в заседаниях съезда. Он рассказывает о нескольких чрезвычайных событиях, взволновавших финансистов. Одним из них стал приезд члена правления Русско-Азиатского банка по фамилии Барбье. Он пробрался через линию фронта, переодевшись крестьянином. Барбье имел французские корни и настаивал на том, чтобы съезд вынес постановление о желательности открытия на территориях, занятых белыми, французских банков. Они регулировали бы финансы нового правительства. Так, как это делали немецкие банки в советской России.
Однако Аничков восстал против подобного предложения, фактически отдающего страну под власть Франции. Автор мемуаров выступил с речью:
«Господа, если советская Россия склонила свои знамена перед победителями, то мы пока не пленены союзниками, мы не побеждены, а сражаемся за нашу самостоятельность, за нашу свободу. Я не знаю, что будет лучше: продать Россию союзникам или заключить мир с коммунистами…».
Такие выступления против предложения Барбье поссорили Аничкова с другими делегатами. Вторым происшествием было обнаружение склада с оружием, видимо припрятанном большевиками. Это событие изрядно потрепало банкирам нервы.
За время съезда ситуация в регионе значительно изменилась. Было понятно, что, вполне возможно, город вскоре снова возьмут красные. Аничков вспоминает:
«Съезд подходил к концу. Истек почти месяц со дня отъезда родных в Симбирск, откуда последние дни я не получал ни писем, ни ответов на телеграммы, вызывающие семью в Самару. А между тем известия с фронта приходили печальные. Казань была отбита красными. Сызрань тоже находилась под ударом, и не было сомнения, что и Симбирск будет занят красными войсками. Я страшно волновался и не знал, что предпринять. Ехать ли самому в Симбирск, дабы соединиться с семьей, или поджидать ее в Самаре?».
Банкир считал, что «каждый день можно было ожидать восстания коммунистов, проникавших в Самару под видом рабочих». К тому же Аничков не слишком доверял правительству Комуча, считая его «левым» и слабым. Было похоже, что оно с трудом терпело банкиров и так же, как коммунисты, именовало их «прихвостнями капитализма». Это подтверждал тот факт, что никто из членов правительства не явился на съезд с приветствием.
«Не побывал у нас местный министр финансов, — возмущается автор воспоминаний. — Даже управляющий Государственным банком Ершов не счел нужным посетить наш съезд. Из министров бывал лишь министр путей сообщения Белов, да и то потому, что хлопотал о займе для постройки ветки железной дороги, необходимой в стратегическом отношении, да еще потому, что приходился родственником жене Рожковского и даже жил в его квартире. Единственный, кто приветствовал нас, — это депутат от местной биржи Неклюдов».
Наконец вернулись из Симбирска жена и дети Аничкова, и он вздохнул свободнее. Они еле-еле выбрались из города и нашли место на пароходе лишь потому, что им помог бывший повар семейства Петр. Жена с ужасом рассказывала о судьбах их общих знакомых: при красных многие были расстреляны, поместья разграблены.
Владимир Петрович понял, что надо торопиться с отъездом. До Екатеринбурга добрались без особых приключений. Вскоре по приезде Аничковы узнали о падении Симбирска, Сызрани и Самары.
И все же банкира ждало и одно хорошее известие. Обещанную ему как члену Сибирского правительства квартиру отремонтировали. Самое интересное, что находилась она в Ипатьевском доме, где, как мы знаем, расстреляли семью Николая II. В то время об этом еще не было известно. Белогвардейцы, захватившие Екатеринбург, только начали следствие с целью выяснить судьбу императора. Ходили слухи, что Романовых вывезли из города и, возможно, казнили. Однако судьба Аничковых мистическим образом оказалась связана с семьей последнего самодержца.
«В первый же день переезда Толюша (сын Аничкова. — Прим. автора) нашел в своей комнате на подоконнике, между рамами, образок святой Богородицы, — рассказывает мемуарист. — Сам образок не представлял из себя никакой ценности, но на обороте имелась надпись, сделанная карандашом самой Императрицей Александрой Федоровной. Эта надпись гласила: «Елка. Тобольск. 1917 год. Господи, спаси и сохрани. Александра».
Каким образом уцелела икона? Ведь квартира Аничковых прежде была отдана под комитет устроения праздника в честь чешских войск, затем — под кофейню. Наконец, после этого работали маляры. Однако никто не тронул образок. По мнению банкира, эта икона сохранила его семью во время страшных испытаний и помогла невредимыми покинуть охваченную красным пожаром Россию.
Владимир Аничков, книга «Екатеринбург — Владивосток (1917 — 1922)»:
«В последнее воскресенье я отправился пешком через сады и дачи на Волгу. Какой красавицей показалась мне знакомая с детства река! Но и на ней отразилась гражданская война. Не было видно ни барж, ни плотов, ни пароходов. Река была почти мертвой. Я просидел часа два на самом берегу, а потом, сняв сапоги, вошел в воду и напился желтой мутной водицы. Что-то подсказывало мне долгую разлуку с кормилицей-рекой. Память рисовала мне картины счастливого прошлого, ведь почти вся жизнь моя прошла на ее берегах».
Исторические версии
Исторические версии
Исторические версии
Комментарии
0 комментариев