Этнограф Тамара Ведерникова о том, как изучают историю народов Самарского края

Доцент кафедры теории и истории культуры Самарского государственного института культуры, ведущий самарский этнограф Тамара Ведерникова рассказала, почему в 1990-е годы люди озадачились вопросом своей этнической идентичности, а в этой связи и про многое другое.

В поисках себя

— Сегодня мы наблюдаем огромный интерес, в том числе у молодежи, к истории, этнографии, национальным традициям. Так было всегда или что — то спровоцировало всплеск?

— Интерес был всегда, но не всегда эта тема была близка большому количеству обывателей. Тем не менее даже в самые тяжелые годы люди понимали, что традиционную национальную культуру необходимо сохранять. В 1919 году, когда создавался Самарский госуниверситет, сюда приехали столичные профессора. Среди них археолог из Петрограда Вера Владимировна Гольмстен. При университете были созданы курсы археологии и этнографии, ученый вместе со слушателями курсов выезжала в экспедиции. В те голодные годы она выбивала у Комнархоза мешки зерна и везла их в деревни, чтобы обменять на национальные костюмы.

В 1990-е годы, когда Советский Союз распался, обращение к традиционной культуре было как соломинка для утопающих. Раньше мы все были советскими людьми, свободными от каких — либо религиозных сюжетов, а потом все рухнуло. Стало непонятно: кто мы, если не советские? Этническая идентичность начала играть особую роль в жизни каждого человека. Именно тогда повсеместно создавали национально-культурные центры. В 2002 году в Самаре был открыт Дом дружбы народов, объединивший в себе около 25 общественных организаций. Людям было важно познать свою этническую культуру и передать ее детям.

Сначала это была в основном инициатива старшего поколения, сказывался в том числе и фактор обрусения. Со временем появилась и образованная молодежь. В Самаре был создан Центр русской традиционной культуры, которым руководит Андрей Давыдов. Центр ставит перед собой задачу изучить традиционную культуру, в том числе фольклорные традиции народов Самарского края, а для этого надо объехать все районы области, провести фундаментальные фольклорно — этнографические исследования. Сейчас в селах осталось не так много носителей традиций, тем не менее они есть.

Смешение народов

— Как формировалась традиционная культура Самарской области?

— В нашу губернию стекались жители со всех губерний и волостей России — и северяне, и южане. Все со своими традициями, обрядами, манерами песенного исполнения. Посмотрите на названия наших сел: Тамбовка, Пензено, Кураповка, Большая и Малая Рязань… Алабин писал, что нет такой губернии в России, которая не была бы представлена в Самарском крае. А священник Архангельский, который в конце XIX века был настоятелем храма в селе Краково, ныне Красноярского района, писал, что в Самарской губернии «что ни селение, то норов, что ни деревня, то обычай».

Это различие поначалу наблюдалось и в говоре, и во всем остальном. Но в конечном итоге вырабатывалась самобытная традиция. И в каждом селе она тоже была своя. Например, там, где русские взаимодействовали с мордвой, в свадебном обряде появился элемент «хождение за веником» подруг невесты к жениху в день девичника. Он давал им веник, его наряжали ленточками — это была «девичья крАсота», которую жених сам же и должен был выкупать на следующий день. Куст обычно брали березовый. Зимние свадьбы проводили на мясоед — в период от Крещения до Масленицы. В это время годились и репейный куст, и сосенка. Но обязательно должна была быть идея древа, вечности, связи с предками.

Сарафан и городская парочка

— На народном костюме смешение сказалось?

— Конечно. Например, пензяки, туляки, воронежцы шли сюда в поневах. Это поясная женская одежда. Она имеет три лопасти — одну сзади, две по бокам, а впереди надевался передник. Понева очень быстро вытеснилась юбкой. Сегодня эта одежда сохранилась только в национальных костюмах некоторых областей. В Самарской же губернии в конечном итоге основная масса представителей русского народа надели сарафаны. Еще были юбка с кофтой, но это уже называлось городской парочкой. Такая одежда шилась из фабричных тканей. В тот период, примерно во второй половине XIX — начале XX века, самотканый холст уже считался признаком бедности, неспособности заработать на ситец. Такая трансформация по пути упрощения — смена шедевров народного искусства, тканых и вышитых, на фабричное производство — произошла очень быстро.

— Парочка — это почти современный вариант.

— Деревенским девушкам хотелось походить на городских. Хотя старшее поколение не всегда положительно воспринимало такие перемены. В Центральном государственном архиве Самарской области сохранились записи земских учителей о том, как одевались их односельчане. Есть весьма интересная история, как местные девчата нашили себе кофт, которые старики называли праснами. Осуждая девушек за наличие на их одежде рюшей, старики говорили, что «напрасно они эти кофты надели». Так и стали называть эти вещи праснами.

— Как украшали народные костюмы? Все зависело от фантазии мастерицы или существовали правила?

— Конечно, существовали. Например, у мордвы эрзи было принято защищать каждый шов, через который нечистая сила может проникнуть к телу женщины, узкой полоской, вышивкой красными, синими, черными крестиками. У русских в вышивке соблюдалась геометрия земли. Скажем, нельзя было на головной убор поместить ромбы и рассеченные квадраты, символизирующие пашню. Они могли быть ниже пояса — на переднике, на поневе как знаки плодородия земли и женщины. А область головы и головного убора — это мир космоса, неба, божества. Здесь могут быть изображены космогонические знаки солнца и звезд. На женской рубашке орнаментом обязательно украшали и рукава.

— Традиционный женский головной убор для Самарской области — косынка?

— Это универсальный головной убор. А были и кокошники, и чепцы, и волосники, и сборники. У нас в институтском этнографическом музее есть настоящая тамбовская кичка, она и вовсе с рогами. Кичка символизирует водоплавающую птицу, которая подняла клюв и хвост, так образовались два рога. Это праздничный головной убор молодухи, женщины носили его со второго дня свадьбы до рождения первого ребенка.

Дешево продают

— Одна из интереснейших тем — обряды. Насколько постановки, которые сегодня можно увидеть на конкурсах и фестивалях, исторически достоверны?

— Есть вполне достоверные, записанные во время этнографических экспедиций и хорошо поставленные. Но есть и такие, которые лучше б не видеть. В Ульяновске ежегодно проходит фестиваль «Свадьба в Обломовке». На первые два конкурса меня приглашали в жюри. Больше не зовут, потому что я раскритиковала некоторые постановки фрагментов свадьбы. Например, конкурсанты показывают, как в доме невесты ждут не дождутся гостей. Мальчишка выбегает на улицу, возвращается с криками «Едут! Едут!», и все радуются. Далее идет купля — продажа невесты, совсем немного они поторговались, и отец невесты говорит отцу жениха: «Ну ладно, сват, хватит, давай выпьем!» Они выпивают, затем молодых благословляют: стелют им под ноги половик, связывают руки полотенцем, и невеста бежит вперед жениха, тащит его за это полотенце. Ну как тут можно промолчать?

— Что именно неправильно в этом обряде?

— В наших краях свадьба и все что с ней связано — это драма, расставание, проводы, прощание невесты с родней, с подругами, со своим девичеством. Для нее это обряд перехода — смерть в одном качестве и рождение в другом. Тут нет повода для радости. В причетах матери слышатся печальные слова и ноты: «Вставай, доченька, вставай, милая. Налетят чужаки, чужие вороны, расплетут твою косыньку русую, увезут тебя в дальнюю сторонушку». Мать вопит, причитает, голосит. Невеста делает то же самое. Голосит, что не спалось ей сегодня да привиделось, что шла она через речку по мосточку, у мосточка одна дощечка обломилась, она в речку оступилась… То есть обязателен обряд перехода через воду. Вода — атрибут свадебного обряда. И невестина баня в том числе. Дальше торговля… Там насмерть стоят подружки, стеной загораживают для жениха доступ к телу невесты. А тут чуть поторговались, и отец говорит, что все, хватит. Ну и, наконец, она бежит вперед из своего родного дома и за полотенце тянет жениха.

Если читать подтекст увиденного обряда, получается, что ждали не дождались, когда дочку кто-то замуж возьмет. Дешево продали, то есть она никому не нужна, вообще нисколько не стоит. Да и сама девка радарадешенька из дома убежать. Все это современное прочтение свадьбы. Конечно, сегодняшние девушки радуются, когда выходят замуж. Но нельзя это выдавать за традиционный обряд. Несмотря на все смешения культур и рождение каких-то новых сюжетов, общая схема обряда, его драматургия все равно остается единой для всех.

Осторожно: стилизация

— С чем обычно связаны такие несоответствия?

— Чаще всего с плохой подготовленностью руководителей фольклорных коллективов. Потому что участники самодеятельности уже не являются носителями традиционной культуры, следовательно, материалом должен владеть руководитель. И ведь столько уже написано трудов, проведено исследований. Берите, пользуйтесь. В 1980-е годы, когда информации было немного, еще можно было как-то оправдать такие ситуации.

— Как именно тогда «ляпали»?

— Стало модным шить участникам фольклорных коллективов яркие атласные сценические костюмы с большим количеством блесток, со стразами — традиционная крестьянская одежда казалась работникам культуры слишком неброской, не подходящей для сцены. Проблемным было и использование красного цвета в костюмах. Это цвет жизни, плодородия человека. Он неуместен даже в повседневной одежде пожилых людей. И до сего дня эта проблема существует.

Неизученное и неизданное

— За столько десятилетий этнографы, наверное, уже собрали материал по всем районам и селам губернии…

— Я бы так не сказала. Есть еще неизученное. Например, религиозная культура поликонфессионального населения нашей губернии. И внутри этой темы — молокане, достаточно многочисленные группы которых проживали в ряде селений края. В этом году в рамках этнокультурного проекта «Корни», который поддержан президентским грантом, мы посетили село Трофимовка в Нефтегорском районе. Оно уникально. В нем жили мордва и русские, причем не только православные, но и молокане. В Трофимовке о них остались только воспоминания. Молоканское кладбище заброшено, мы даже на внедорожнике не смогли к нему проехать. Но старожилы еще о многом могут рассказать. Это огромный пласт для изучения самарской этнографии. У меня есть несколько работ на эту тему, но она еще далеко не полностью раскрыта.

— Буквально перед Новым годом вы вместе с еще несколькими авторами выпустили монографию о Кинель-Черкасском районе. Что в планах?

— Сейчас для нас актуальная тема — выпустить монографию про самарскую мордву. Уже есть издания «Русские Самарского края», «Самарские татары». Про чувашей много написано доктором исторических наук Екатериной Ягафовой, про украинцев — главным библиографом областной научной библиотеки Александром Завальным.

Из традиционных многочисленных народов, населяющих Самарский край, неохваченной остается только мордва. У нас наработано много материала на эту тему, но пока нет средств на то, чтобы издать полноценную иллюстрированную монографию.