Участник Сталинградской битвы о сражении, наградах и занятии футболом

О своей послевоенной жизни Сергей Алехин рассказывает с большей охотой, чем о военных годах.

Говорит, что невыносимо тяжело вспоминать, как за сутки, бывало, исчезала целая дивизия. Как товарищ, с которым ты перед атакой ел из одного котелка, остался лежать на поле боя… В свои 92 года участник Сталинградской битвы Сергей Сергеевич не бросает спорт, проводит занятия со школьниками и активно занимается общественной работой.

— Сколько вам было лет, когда началась война?

— Еще не было и 15. Я тогда жил в Ростове-на-Дону. В мае 1942-го мы с тремя друзьями пришли в полк и сказали, что нам по 17 лет. На самом деле не всем из нас было даже по 16, но в наши документы никто не смотрел. Немцы наступали, советские войска несли серьезные потери, людей не хватало. А мы были комсомольцами, занимались в клубе ДОСААФ, умели обращаться с оружием. Так что нас взяли, не задавая лишних вопросов.

— Свои ощущения во время первых боев помните?

— Было муторно. Мы отступали, а это морально очень тяжело. Немцы прут, а мы ничего не можем сделать. Бессилие угнетало. Еще помню, что меня взрослые солдаты старались оберегать как самого молодого.

— Как сложилась судьба ваших товарищей, с которыми вы вместе попросились на фронт?

— Из нас четверых в живых остался я один. Двое погибли на Кавказе, один — под Сталинградом. Под Сталинград наш полк перебросили в октябре того же 1942 года. А 19 ноября началось наступление по разгрому войск Паулюса. Сражение проходило под девизом «Ни шагу назад!» Тогда стояли сильные морозы, даже природа нам помогала. Уже в январе немецкие войска массово сдавались. И наше настроение переменилось, мы чувствовали подъем. А 2 февраля одержали победу в Сталинградской битве, с этого дня началось освобождение страны.

— Что помогло вам выжить?

— Видимо, ангел-хранитель. Потому что под Сталинградом я не получил ни одной царапины. А в 1943 году — после освобождения Ростова, в городе Батайске, в девяти километрах от родного дома, меня тяжело ранило. Очнулся в госпитале с дырой в голове. Хорошо, в каске был, иначе бы точно не выжил. Лечили меня долго, месяцев пять. Когда почувствовал, что уже могу встать в строй, попросился снова на фронт. Меня спросили в военкомате, сколько мне лет, я честно сказал, что 17. А мне ответили, что на фронте уже обойдутся без меня, но стране нужны кадровые военные. Предложили поступить в училище, я выбрал военно-морское, в котором проучился с 1944-го по 1948 год.

— Почему именно военно-морское?

— Я жил в Ростове-на-Дону, и мы с друзьями с детских лет ходили и на веслах, и под парусами. Знал азбуку Морзе, умел передавать информацию флажками. Поэтому мой выбор был очевиден.

— Быстро адаптировались к новой, условно мирной обстановке?

— Первые три года в училище я кричал во сне. Не знаю, что мне снилось. Я даже не просыпался от собственных криков, меня ребята будили, спрашивали, что случилось. А я на них смотрел и ничего не понимал. Война ни для кого не проходит бесследно, очень сильно сказывается на психике.

— Куда вас отправили служить после училища?

— Сам попросился на Тихоокеанский флот. Хотелось чегото сурового, непростого. Я все курсантские годы занимался спортом — бег, бокс, плаванье. Был физически неплохо подготовлен. Сначала служил командиром торпедного катера, потом стал командиром звена, в моем подчинении было уже три катера. Прослужил на Дальнем Востоке восемь лет, потом меня перевели на Черное море. Приходилось бывать и на крейсерах, и на эскадренных миноносцах.

А когда я был уже капитаном 3 ранга, старшим офицером минно-торпедного отдела Керченско-Феодосийской военно-морской базы, Хрущев объявил, что стране ни военно-морской флот, ни самолеты не нужны, а нужны ракеты. Мне предложили перейти в ракетные войска, также на должность подполковника. Помню, приехали под Улан-Удэ оформлять позицию. Чистое поле, зима, палатки, печки топили без перерыва. Но ничего, выдержали. Война дала хорошую закалку. Я вообще считаю, что меня воспитали война и военно-морской флот. Через три года службы в ракетных войсках меня назначили заместителем командира полка, потом командиром полка. В моем подчинении было более 1,5 тысячи солдат и офицеров. В ракетных войсках я прослужил еще 15 лет. Демобилизовался в Ростов в звании полковника. Но без дела сидеть я не привык, поэтому вновь пошел в военкомат и попросил подобрать мне работу на гражданке. Был начальником штаба гражданской обороны, потом начальником кадровой службы.

— Школьникам часто рассказываете о войне?

— У меня 15 подшефных школ, куда приглашают постоянно. Провожу с ребятами уроки мужества. Они мне задают вопросы, я — им. Очень многого наше подрастающее поколение не знает. Если дату начала войны они еще называют, то вопрос, в какое время немецкие войска начали наступление, уже ставит их в тупик. Песню про «22 июня, ровно в четыре часа» никто не помнит. А уж ответа на вопрос, кто подписывал документ о капитуляции Германии, не знает почти никто. Многие стараются подсмотреть в телефоне, но тут же забывают, что ответили.

— О чем дети спрашивают? Что им интересно?

— Разные вопросы бывают. Одна первоклашечка, например, спросила: «Дедушка, а вас не убили на фронте?» Часто спрашивают, убивал ли я немцев. Приходится объяснять, что когда идешь в атаку, стреляют все вокруг. И чья именно пуля достигла цели, понять невозможно. Видимо, убивал, да, но сколько именно — кто ж знает. Иногда дети просят рассказать о своих ощущениях, о том, было ли страшно. Было, конечно, ведь смерть постоянно рядом — или ты, или тебя. В Сталинграде нам приходилось чуть ли не по трупам ходить. Вот немецкий танк, и рядом весь экипаж, а через 20 метров наш танк, и тоже экипаж лежит. Как можно рассказать, какие эмоции вызывают такие картины?

— О наградах ребята спрашивают?

— Да. Рассказываю, за что их получил. Самая дорогая мне награда — «За оборону Сталинграда». Еще есть ордена Отечественной войны, Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией», медаль Ушакова, медаль Жукова.

 — В семье кроме вас были военные?

— Отец воевал в Гражданскую, дослужился до звания майора. В 1940 году он заболел брюшным тифом и получил инвалидность. В армию его не призвали, но в Великую Отечественную он был секретарем райкома партии Ростова-на-Дону. Мой брат тоже стал военным. Он старше меня на три года и еще до войны занимался в аэроклубе, летал на «кукурузниках». В 1940 году его направили в летное училище, через год он оказался на фронте, воевал на истребителях. Прошел всю войну, трижды был сбит, несколько раз ранен.

— Со своей будущей женой вы как познакомились?

— Приехал как-то с Дальнего Востока в отпуск к родителям, в Ростов-на-Дону. Там познакомился с девушкой Татьяной, она училась на последнем курсе техникума. Ей было 19, мне 23. Перед моим отъездом сходили в ЗАГС и расписались. Она осталась, окончила техникум, а через год приехала ко мне. И потом всю жизнь со мной моталась по стране. Мы прожили вместе 59 лет.

— Как вы оказались в Самаре?

— Когда мне было 70 лет, я подал заявление на увольнение. Мы с женой жили в Ростове-на-Дону. А дочь тоже вышла замуж за военного, помоталась с ним по миру, осели в Самаре. Светлана сказала, что мы уже в возрасте, и ей спокойнее, если будем рядом. Ну в Самару так в Самару. Я столько скитался, что не принципиально, где жить. Жена 11 лет назад умерла, теперь живу один, самостоятельно веду хозяйство. У меня две внучки и две правнучки.

— Сейчас спортом занимаетесь?

— Никогда не прекращал. Бег, футбол, зимой — обтирание снегом. В 90 лет сдал нормы ГТО и получил золотой значок. Постоянно участвую в спортивных соревнованиях между пенсионерами и ветеранами, занимаю призовые места. Люблю рыбалку, отдых за Волгой, путешествия.