Война глазами ребенка: «Бомба упадет, а как затихнет все — бежим смотреть, что произошло»

В редакцию «Самарской газеты» поступило письмо от Елены Дмитриевны Мельниковой (Кушнир), детство которой пришлось на годы Великой Отечественной войны. Мы встретились и побеседовали с ней. Предлагаем вам ее воспоминания о бомбежках, первых жертвах и эвакуации.

Дом под горой

— Помню время, когда мы жили в Москве. Папа учился во Всесоюзной академии пищевой промышленности имени Сталина. Потом мы с мамой уехали на Украину. Оставили отца в столице. Дело в том, что мама должна была родить малыша. Решили, что лучше это сделать в родном краю. Там была бабушка. Там родилась я, — начала свой рассказ Елена Дмитриевна. — Жили мы в Смеле, небольшом промышленном городке Черкасской области. Дед работал машинистом на паровозе. Я ходила в детский сад. Росла бойкой, энергичной. Страшно любопытной. Например, раскапывала на огороде картошку, чтобы посмотреть, как она растет. Любила танцевать. Вела детсадовские утренники. В основном дружила с мальчишками. Девчонки раздражали меня плаксивостью и жеманностью. Играла с мальчишками в войну и футбол.

Дом наш стоял под горой, на окраине. Возле него площадка. Летняя кухня. Столик. И на небольшом расстоянии — погреб. Необычный. Находился прямо в горе. Был похож на комнату. Помню в нем большую бочку, в которой бабушка солила арбузы. И именно этот погреб спас нас и других от бомбежек. Когда началась война, его оборудовали. Поставили скамейки, стулья. Для детей раскладушки принесли. Умещалось там человек 25-30. Милиция приходила. Проверяла, все ли в порядке. А еще нас тогда просили заклеивать в домах окна.

Нас начали бомбить в самом начале войны. Сильно. Но детвора всегда остается детворой. Бомба упадет, а как затихнет все — бежим смотреть, что произошло.

Пост не покинул

— Недалеко от нашего дома протекала небольшая речушка Загребля, — уточняет Мельникова. — И мосток через нее был. А там поляна, где мы с мальчишками в футбол играли. Бабушка всегда предупреждала: осторожнее по мостку, в реку не упадите. Но мы никого не слушали.

И вот однажды после ночной бомбежки, когда все стихло, кто — то закричал:

— А за Загреблей самолет сбили!

Стремглав несемся туда. Добегаем до речки. А там, в районе огородов, самолет лежит. Перекошенный. И солдатик возле него стоит с винтовкой. Подбегаем, я и пятеро мальчишек. Самолет немецкий, небольшой. Типа У-2. «Огородниками» их еще называли. А этот, видно, разведчиком был. Кабина открытая. И под самолетом сидит рыженький немецкий летчик, а рядом стоит наш солдат с винтовкой. Охраняет его.

Нам все так рассмотреть хочется! И рыжего летчика — первый раз немца видим. Удивляемся: враг, и такой молодой! Как мальчик. Самолет одноместный. Наш солдатик прогоняет: «Уходите! Бомбить будут!»

Мы уже и сами сирену слышим. Бомбежка приближается. Солдатик нас торопит:

— Уходите! Уходите!

А мы то побежим, то остановимся.

Добежали почти до Загребли. И в это время в небе увидели самолет. Рот варежкой: куда полетит? А он сбросил бомбу между самолетиком и речкой. Мы едва успели скатиться на бережок. А двое — проскочить через мостик. Когда все закончилось, мы были засыпаны и землей, и осколками. Все вокруг разворочено. И ни солдатика нашего, ни немца. На этом месте сплошное месиво.

Так я впервые увидела бомбежку и гибель этих двоих. Солдат нас прогнал. Но сам пост не покинул.

Едем в тыл

— А через день-два появилось распоряжение: женщинам с детьми срочно эвакуироваться, — вспоминает Елена Дмитриевна. — Враг наступал. Бомбежки участились. Стали налетать со стороны Киева. На сборы — час-полтора. И на вокзал. Пока составы стоят, пока железнодорожный узел не разбомбили.

Помню, бабушка держит плетеную украинскую корзинку. Не знаю, что она в нее кинула. Мама — с небольшим чемоданчиком и братиком на руках. Ему год и четыре месяца. Мне восемь. Прибегаем на вокзал, а там народу пропасть! Состав набит битком. Крики, давка, слезы. Правда, с маленькими детьми милиция пропускает вперед. И нас за мамой с Вадиком буквально пропихивают в вагон. А что в нем творится!

Когда переезжаем Днепр, начинается бомбежка. Целятся в наш состав, но попадают в воду. Взрывной волной выбивает окна. Осколки стекол летят в пассажиров. Испуганных детей прячут под лавками. Вода начинает заливать вагоны. Все мокрые.

Елена Дмитриевна Мельникова (Кушнир)

Дорога была тяжелейшая. Расписания никакого. То едем, то стоим.

Нас в тыл везут, а оттуда — солдатиков на фронт. И уже не в пассажирских вагонах, а в теплушках. Под бомбежками. И не понятно, доедешь до тыла или нет.

Не могу забыть бомбежку в Конотопе. Мы долго стояли на вокзале. Такие ситуации случались, когда останавливались в больших городах — Сумах, Харькове и других, где есть привокзальные рестораны. Беженцам в них бесплатно давали еду. По пол-литра. Кто с баночкой туда спешил, кто с кастрюлькой.

Мама с соседкой по вагону тоже побежали за питанием. А в это время началась бомбежка. Бомба угодила в вокзал, и осколки полетели на площадь между ним и составом. Женщину с ребенком на руках, которая была с нами в вагоне, на моих глазах скосило осколком. Рассекло пополам. Вместе с ребенком. Фонтан крови. И нижняя часть ее туловища по инерции сделала пару шагов вперед. Мама бежала рядом с ними. Как только она уцелела! У нас мороз по коже. Я так кричала от ужаса! Мама бежит с котелком, в котором что-то плещется. Ее всю трясет. Сказать ничего не может. Такая картина на всю жизнь осталась в памяти.

Зарабатывала на пропитание

— Стоим однажды на перроне с солдатами, которые едут на фронт. Вдруг слышу звуки гармошки, — продолжает собеседница. — Спускаюсь из своего вагона и давай танцевать. И мне начинают кидать кто печенье, кто пару картошин вареных, кто яйцо. В это время раздается свисток. Солдатики: «Беги скорей». Возвращаюсь в вагон с такой добычей! Помню, разрезаем картошину на части и делимся с другими детьми. Потом приспособилась таким образом зарабатывать. Как услышу гармошку, сразу туда. Несколько раз неплохо заработала, а однажды, самое главное, мне кинули баночку сгущенного молока. Оно братика спасло. Мама разводила сгущенку водичкой. Хлебушко, печенье в него крошила. Тюрю делала. И вот это молоко тянули до самого Куйбышева.

Но был и другой момент, который едва не закончился печально. Мы остановились. Не помню, какой город был. На платформе товарняк с ранеными. Там, как правило, всегда песни пели. То «Вставай, страна огромная!», то другие. Несмотря на запреты бабушки с мамой, мчусь на звуки гармошки. В какой-то момент «выступления» оглядываюсь, а у нашего состава буфера стучат. Сейчас он тронется! А тут колея, перрон. Потом только наш состав. Как я бежала! Споткнулась. Упала на перрон. Кое-как до состава добежала. Пытаюсь запрыгнуть на ходу. Хорошо, что меня кто-то за шиворот в вагон втащил. Но несмотря ни на что я так и продолжала одной рукой подол держать. Как расстроилась, что половину добычи выронила. Ох и досталось мне тогда от бабушки за непослушание! Они с мамой из-за меня такое пережили!

Продолжение следует.

История семьи, прожившей больше года в концлагере