Как куйбышевский инженер попал в Чернобыль после взрыва на АЭС

Чернобыльскую трагедию, случившуюся 26 апреля 1986 года, называют техногенной катастрофой ХХ века. На ликвидацию последствий аварии были брошены силы со всего Советского Союза.

Из Куйбышева туда направили 4 200 человек. О работе на Чернобыльской атомной электростанции нам рассказывал Анатолий Дмитриевич Гарин, удостоенный ордена «За мужество» Украины, медалей имени академика В.А. Легасова, «За спасение погибавших» и других наград.

Полковник в телогрейке

— На предприятие НПО «Арматуропроект», где я работал главным металлургом, пришла телеграмма с просьбой с 11 октября 1986 года командировать меня на ликвидацию последствий аварии сроком на один месяц, — вспоминает Гарин. — Зона поражения нуждалась в дезактивации, то есть очистке от радиации. А проводили ее там не лучшим способом: в основном с помощью швабры и тряпки. Для замены такого труда просматривали мировые изобретения. Но свою научную разработку предложили наши земляки. Сотрудники лаборатории №9 авиационного института. У них была установка «Тайфун», с помощью которой можно было проводить дезактивацию. Испытания показали впечатляющие результаты. Потом 100 мощных установок изготовили в Мытищах. Первую группу «тайфунщиков» возглавил заведующий лабораторией Вячеслав Савченко. Потом ее сменила наша группа: инженер НПО «Энергия» Александр Синельников, врач-рентгенолог Сергей Сальников и я.

Мы вылетели в Чернобыль с установками. Сальников к тому же прихватил с собой мешок таблеток дибазола. И заставил нас принимать его три раза в день по таблетке. Повышать защитные силы организма. Сергей Петрович был очень грамотным специалистом. И одним из первых в Поволжье создал реабилитационный центр для чернобыльцев. А вообще Сальников работал наравне с нами.

Я был руководителем группы. Мы показывали военнослужащим, как работать с «Тайфуном». Организовывали текущий ремонт установок. Вели техдокументацию, писали отчеты. И были, как говорится, «играющими тренерами». Где только не трудились: в хранилище отработанного ядерного топлива, на территории подразделений станции… Все время в движении. Рабочий день должен был длиться шесть часов, но нам и 12 не хватало.

В Чернобыле меня прозвали полковником в телогрейке. Кругом были военные. И «партизаны» (так называли призванных через военкомат на переподготовку гражданских) решили, что я отставник. Должность-то занимал полковничью.

Работать было интересно. Случались нестандартные ситуации, и мне удавалось находить решения. Например, ответил на вопрос, почему, несмотря на все усилия, радиация не уменьшалась. Оказалось, что воду брали из зараженного озера. Потом стали привозить ее на пожарных машинах. Кроме того, по моему совету заменили деревянные настилы в теплицах покрытиями из мраморной крошки. Ведь пористые поверхности легко впитывают радиацию.

Постоянно присутствовал на заседаниях правительственных комиссий, где собирались в том числе ученые светила. Моим куратором был референт председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова.

Герои страшной «Сказки»

— Жили мы близко от места работы, в самом Чернобыле, в детском садике «Сказка», — уточняет Анатолий Дмитриевич. — При виде брошенных детских кроваток, вещей было как-то не по себе. Оконные рамы снаружи и изнутри затянуты полиэтиленовой пленкой. Себя мы также защищали от радиации многослойной одеждой. А вот Толя Солодовников, красавец парень, пренебрег этим. Кругом такая красота! Солнце, зелень! Разве верится в плохое? Но вернулся домой и вскоре умер.

Мы должны были постоянно менять одежду. Сначала приходишь в спецпункт. Становишься под контрольный прибор. На табло загораются красные стрелки: указывают на руки, колени, ступни. Там радиация. Идешь под холодный душ (теплый не помогает) и трешь эти места. Пока прибор не перестанет помечать их красными стрелками. Только потом в обычную моечную. Выходишь к стопкам чистой одежды. Иногда такую процедуру приходилось проделывать два-три раза в день.

Питались мы в так называемой «кормушке», расположенной в гараже. И однажды к нам пожаловали строем, буквально один за другим, свинья, собака, кот, петух и куры. Животные искали у нас спасения. Накормили мы их. Погладили. Так они строем к нам постоянно и ходили. Придут и ждут на улице. Ребята им сарай отремонтировали.

Нужен здесь

— Когда месяц отработал, собрался уезжать, — продолжает Гарин. — А мне Василий Горохов, заместитель директора Чернобыльской электростанции, заявляет:

— Ты нужен здесь. Отказываешься — тогда на правительственную комиссию пойдешь.

Пригласили в зал. Оробел. Секретари горкома партии. Член политбюро ЦК КПСС Владимир Долгих.

Меня представляют:

— Грамотный специалист из Куйбышева. Активный. Пользуется большим авторитетом у военных. Возглавляет группу. Фактически крупный технический руководитель.

Комиссия поручает новое задание:

— Слышали про рыжий лес?

Молодой сосновый лес превратился в таковой после мощного взрыва. А рядом с ним проходит трасса в Чернобыль и Припять. Счетчик Гейгера, когда проезжаешь мимо леса, начинает свистеть. Проскакивать это место нужно только на высокой скорости. Не дай бог остановиться. В зоне рыжего леса находятся очистные сооружения. Вот на их приведение в порядок и направляют нас с установками. Там за 10 дней работы я получил самую большую дозу радиации.

Срок моего пребывания на ЧАЭС закончился 27 декабря.

Случайная «прививка»

— В Чернобыле я получил 40,3 рентгена, — рассказывает ветеран. — После возвращения с ЧАЭС прихожу на работу и заявляю: «Увольняюсь». Состояние ужасное: не живой и не мертвый. Постоянно хочется спать. Но меня предостерегают: «Уволишься — концы отдашь». Переводят на свободный режим. И так я работаю около трех лет.

Однажды еду в командировку. Разговариваю с попутчицей. Она врач-радиолог. Из Обнинска. Там атомная электростанция и профильный исследовательский институт.

— Почему я жив? — интересуюсь у нее.

— Да, нагрузка у вас серьезная, — вздыхает она, а потом спрашивает:

— До этого с радиацией встречались?

— Было дело, — отвечаю. Просит рассказать подробности.

Вспоминаю, что во время службы в армии я имел контакт с радиоактивными ампулами. Однажды наш командир заболел, и вместо него прислали туповатого, малограмотного старшину. Вот при нем и произошло нарушение техники безопасности. Когда вернулись в часть, то кто-то проговорился, что мы не в свинцовых ведрах переносили ампулы, а буквально на животе. Меня вызвали в спецотдел, и я там написал объяснительную. Старшину посадили на гауптвахту, а нас в течение недели комиссовали. Этой истории я в то время особого значения не придал. Работал. Учился.

И вот попутчица подводит итог:

— Все понятно. Вы тогда получили своеобразную прививку. Очень хорошую. Большую и удачную. Если бы не она, мы бы чаи здесь с вами не гоняли…

В Чернобыле со многими выдающимися людьми встречался. Например, с академиком Евгением Велиховым. Тот говорил, что получил больше 100 рентген. Значит, организм его как-то адаптировался. Но так везет далеко не каждому.

— Жалею ли я о том, что попал в Чернобыль? Нет. Сколько жизней благодаря нашей работе удалось спасти! Ведь установка «Тайфун» заменяла примерно 5 000 человек. А по статистике, четверти из них уже не было бы на свете…