Портрет второй. Ольга Шебуева

В стране, где цель сильнее жизни, талант абсолютно беспомощен.
Династия Шебуевых в Самаре в особом представлении не нуж­дается. Дед Ольги — Георгий Александрович – признанный основоположник цеха самар­ских драматических актеров.
Были старше, были име­нитее, но он по праву почитается как первая театральная легенда на­шего города: актер, режиссер, теа­тральный критик, общественный деятель. Наставник, одним словом. Бабушка – Зоя Константиновна – народная артистка России. Сестра – Наталья – театральный менед­жер. Племянница – Анна – со сту­денческой скамьи – и в директора театра. Там же и племянник – Ле­лик.
Ольга родилась «звездой» и уже с первых школьных опы­тов в телевизионном «Товарище» «на все сто» оправдала ожидания окружающих. А когда после «Щеп­ки» Ольга вернулась в родной го­род и Монастырский принялся на сто два процента эксплуатировать ее талант, молодость и красоту, мо­жете себе представить, с какой ско­ростью трогались с ума головы мужской половины «театральной столицы Поволжья» в возрасте «от и до». Ольга стала кумиром. Сна­чала коллеги, а затем и остальные жители города признали, что свое дело она делает хорошо. Признали за ней талант.
Я погрешу против истины, если скажу, что «все было вокруг голу­бым и зеленым». И театр был тем же «серпентарием единомышлен­ников», что и сегодня. И претен­денток на первенство во всех воз­растных и жанровых категориях хватало. И отношения Монастыр­ского с Шебуевыми были, прямо скажем, не пряничные, но Петр и Велик, потому что театр для него – во-первых, а амбиции хороши, когда этому «во-первых» не меша­ют.
Но не успела Ольга перейти в театре на «материнское» положе­ние, то есть находилась в том неж­ном возрасте, когда играют ветре­ных девушек и, в случае крайней нужды, старших сестер, как полу­чила нового главного.
Хочу сразу оговориться, у ме­ня нет никакого желания кидаться булыжниками в Вячеслава Алексе­евича: любой человек имеет право на собственное мнение. Любой ре­жиссер имеет право на свое: «Ви­жу!». Или: «Не вижу!».
Как не имеем мы права судить его даже в том случае, если полу­чили подтверждение, что художе­ственная концепция его лопнула. Люди в театр ходят? Ходят. Много-мало – категория относительная. Вон в Мариинке, если не Гергиев за пультом, а это сейчас 90% про­ката, зрителей в зале – едва партер прикрыт.
Ходит народ. Значит, это для нас драма несостоятельна, но мы ведь не истина в последней инстан­ции. Есть публика, которая считает этот театр своим. И слава богу.
Перестал Гвоздков «видеть» Ольгу и еще с десяток ведущих ак­теров. И актеры ушли. Создали свой «Понедельник». Первую пье­су выбрали, пользуясь весьма за­бавным эстетическим принципом: чтобы всем досталась роль и чтобы все роли были ведущие. Выпало на Пристли. На «Опасный поворот».
О маркетинге, похоже, не заду­мывались вовсе. С советских времен существовала каноническая, каза­лось, телеинтерпретация. С Яковле­вым! Басовым! Баталовым! А здесь — бездомный театр. Актеры, для ко­торых лицедейство – единственный источник существования. Что они могли противопоставить канону…
Но какова же была любовь к ним, если на спектакли, которые шли почти без рекламы, сегодня – здесь, завтра – там, собирались полные залы.
Таких, как я, набралось тыся­чи. И этим тысячам театр Гвоздко­ва оказался неинтересен. Не люби­мые актеры, оставшиеся в труппе, – их зрители ловили на чтецких концертах, на телевидении, в ан­трепризных спектаклях, а театр как дом, где теперь жило неблизкое им искусство. Так ведь тоже бывает.
Первый успех «Понедельника» – и естественная пауза: звезды слу­чайно сошлись, но где взять еще один «Поворот»? И новый случай! Так практически никогда не быва­ет – два счастливых случая в ряд!
Кто-то из «фоменок» – из чис­ла родных и близких «Понедель­ника» – рассказал, что на курс к Мастеру пришел талантливый са­ратовский актер – учиться режис­суре. У него есть пьеса его товари­ща, земляка. Для вас!
Кто такой Сережа Пускепалис десять лет назад? Да, приезжал та­кой актер на «Репку» с Саратов­ским ТЮЗом. Да, запомнился. И? Это сейчас он – главный в Ярос­лавской академической драме, триумфатор Берлинского кинофе­стиваля, обладатель «Серебряного медведя», «Ники», «Золотого ор­ла», призов «Кинотавра» и Карло­вых Вар…
А кто, кроме библиоманов, знал тогда Лешу Слаповского? Это с его пьесой «Уезжаю!» Сергей прие­хал в Самару. Это сейчас Алексей – медиафигура, автор «Участков» и «Остановок по требованию», но­минант «Букеров», выпускающий в год по два романа. А тогда – сара­товский журналист, бард, редактор саратовской «Волги».
Их интересы совпали. Для Сер­гея это была возможность поста­новки – почти дебют – с классными актерами. После этого ему начало «фартить». Леша, по собственному признанию, уже года три не писал новых пьес, а после «Понедельни­ка» ему вновь захотелось писать пьесы: «Мне повезло, не всякому драматургу удается найти своего режиссера, найти театр, который он мог бы назвать своим». До нача­ла «слаповского бума» в театраль­ных столицах оставался год.
Ольга мгновенно поняла, что наметившийся союз содержит вполне достойный способ осво­бождения от однодневок. На сцене метался сорокалетний российский «полуинтеллигент», «образоваль­щина». Рефлексировал и стра­дал, устав от глупости бывшей же­ны, продолжающей считать, что пять лет назад он лишь отлучил­ся ненадолго и вот-вот вернется; от любовницы, все понимающей, но слишком прагматичной для то­го, чтобы любить; от сослуживи­цы, мучающей его своими инфан­тильными фантазиями.
Пытался избавиться от череды бесконечных долгов перед друзья­ми. Долгов, придуманных его соб­ственным воображением, перед друзьями, видящими в нем лишь источник разрешения своих бес­конечных проблем. И хотя в се­годняшнем смысле слова герой – «уклонист-бездельник», но в его рассуждениях, в его анализе при­чин собственного одиночества, анализе на грани истерики – столь­ко логики, сарказма и самоиронии, что ни одной минуты не сомнева­ешься – он талантлив.
На сцену вернулся правнук тех «живых», по-детски незащищен­ных «чеховских» героев, по кото­рых большАя часть зрителей со­скучилась.
Успех спектакля был фантасти­ческий. Я знал людей, ходивших на спектакли по три-пять-десять раз. Гриша Файн печально констатиро­вал, что он был на всех спектаклях «Уезжаю!».
Ольга попыталась закрепить успех. Опять – Пускепалис, снова – Слаповский. «Тихий ангел». Она – к чиновникам: «Есть реальная возможность получить Театр со­временной российской пьесы, по­могите!»
«Много не нужно – дайте поме­щение!» — «Нет помещений».
«Дайте хотя бы возможность вздохнуть – помогите с грантом». – «Нет возможности дать грант».
Министерские по старинке су­ществовали в парадигме «один го­род – один театр, один музей». Ду­маю, если бы не Шапиро, и Сережа Соколов не удержался бы в создан­ной им уникальной нише моло­дежного студийного коллектива. А Ольгу с товарищами съели.
Она еще набрала денег на тре­тью постановку Пускепалиса – фи­лософскую притчу «Козий остров» Уго Бетти, но это был последний возглас отчаяния. И спектакль стал, по сути, прощанием со своим зрителем.
История беззащитных, оди­ноких, тоскующих по ласке жен­щин, убивающих юного красавца, готового любить их без всяких на то условий, и в то время читалась многосмысленно, а уж сейчас, зная все повороты истории…
Театр продолжает ставить, спектакли идут. Но в Нижний уеха­ла Саша Комракова, за Пускепали­сом отбыл в Магнитогорск Андрей Бердников. На наших глазах «сго­рел» Олег Свиридов.
Они были кумирами, их ра­бота, их жизнь придавали осмыс­ленность нашему Существованию. И они вправе были ожидать под­держки и от зрителей (от них они ее получили), и от власти. А вот здесь ошиблись: в стране, где цель сильнее жизни, на планете, ко­торую населяют внешне похожие друг на друга люди, относящие­ся к разным биологическим видам и твердо знающие, что жалость – это проявление слабости, должны быть жертвы.
«Такова судьба. Кому-то дано стать победителем, а кто-то сго­рает в одно мгновенье». С этим трудно спорить. Как и обвинять кого-то: эти кто-то – иной био­логический вид. Эволюционная борьба в конце концов! А не любя­щие борьбу, не искушенные в ней – кому они нужны? Они же только мешают. Быть конкурентоспособ­ными, экономически эффективны­ми. Вот в Спарте…
Кстати, антропологи выяснили, что в этой самой Спарте никто ни­каких младенцев ни с какой горы не сбрасывал. Даже самых боль­ных. Это миф. Который давным-давно придумали Другие. Видимо, для того, чтобы их подольше не смогли распознать.
***
Наталья Шебуева, отчаявшись прошибить лбом заскорузлую сте­ну из бюрократических препон и черствости непрофессиональ­ных надсмотрщиков за культур­ным процессом, уехала с мужем на ПМЖ в Черногорию, где занима­ется теперь туристическим бизне­сом. А мои приятели из числа дав­них Ольгиных поклонников при случайной встрече делятся ново­стью: «А Ольга-то уехала. Насо­всем. В Европу…».