Самарская драма. 162-й сезон

На этой неделе разрешилась интрига — стало известно: несмотря на слухи о том, что назначение могло не состояться, минкультуры продлило контракт с художественным руководителем -директором театра драмы Вячеславом Гвоздковым.

Накануне журналист «СГ» побеседовал с мэтром о планах, потерях и приобретениях театра.

— Хочу подарить вам листовку — премьеры сезона. Там очень точные слова о театре.

— «Театр превращает толпу в народ»?
— Это Томас Манн.

— О том, что делает толпу народом, тоже хорошо бы поговорить. Но сначала об Александре Амелине.
— Я не был, к сожалению, на похоронах. Я был на Средиземном море в круизе. 18 августа корабль вышел из Турции и уже безостановочно двигался к Венеции, а 19-го Саши не стало. Я просил Инну (супруга А. Амелина. — Ред.) перенести похороны на воскресенье. Я бы попытался из Венеции улететь во Франкфурт и ранним утром был бы в Самаре. Но это уже четвертый день, и ждать меня, конечно, не стали. Прислал телеграмму, в конце которой была фраза: «После смерти Амелина театр станет неизбежно другим, и эта неизбежность разрывает сердце». Актера такого масштаба в этом театре нет, не было и не будет. В ближайшем будущем, во всяком случае. Уникальное сочетание ума, интуиции, сердца, огромное обаяние, голос, хорошая школа -школа Малого театра. В Малом больше говорят, нежели играют. Но даровитые люди берут из этой школы лучшее. А Саша одарен был необыкновенно. И в труппе он был ведущий. И это признавалось всеми. Бывает ведь как? Человек качает права, а выходит на сцену — ни черта не может. А Саша выходил, и все рот открывали.

— Говорят, он прямо на сцене сознание потерял?
— Ему плохо стало. Но спектакль он доиграл. «Панночка». И с ноября (2011-го. — Ред.) на сцену не выходил. Пришел на репетицию «Дон Жуана» — должен был работать над Сганарелем, но через 20 минут уже не мог стоять на ногах. Покрылся потом, сел, и я понял, что все — пора бить в колокола. Стали собирать деньги на операцию. Сейчас часть этих денег вдова Александра Амелина Инна передала Олегу Белову на лечение. Еще одна наша беда.

— Как он?
— Прогресс есть. И врачи Олега хвалят, говорят, за три месяца он сделал значительный рывок. Сейчас уже дома. Но лечение амбулаторно продолжается. В ноябре у него опять санаторий Чкалова. А это все требует денег.  Общался с ним на днях. Конечно, просится на сцену: «Дайте в «Дон Жуане» отца сыграю». Врачи против. И я на такой риск пойти не могу. Дело ведь не только в том, что он пока не очень владеет рукой и ногой. Сцена — это еще и эмоциональное напряжение сильное. Сказал, что перетерпим. Что будем ждать его, сколько потребуется. Какие-то спектакли, где Олег играл с Сашей Амелиным, ушли из репертуара. «Ама-деус», «Академия смеха», «Душечка», «Доходное место». Саши нет, и мы решили: пусть спектакли останутся легендой. Замена -это ведь всегда хуже. Ну и потом, спектаклям этим по десять лет. Но «Лес» — спектакль молодой, густой. Жалко снимать. Так что когда Олег вернется, ему будет где играть.

— Если четыре спектакля сняты, то что остается?
— 30. 30 спектаклей. Пять репетируется. У нас, несмотря на болезни и утрату, большой репертуар. И вы там не найдете ни одной постановки, которую бы публика игнорировала. Вообще, где бы я ни работал — в Питере, в Ростове-на-Дону, в Ташкенте, здесь, в Самаре, я строил театр не для критиков и тусовки — для зрителя.

— А откуда вы знаете, что зрителю надо.?
— А это уже интуиция. Интуиция руководителя театра строить репертуар таким образом, чтобы он был интересен разным слоям. История одна забавная была. Возвращаемся рано утром после ночной репетиции — сдавали спектакль. Большой такой компанией. Я, балетмейстер, художник спектакля, художник по свету… Поймали машину, добираемся до места, расплачиваюсь с водителем, а тот: «С вас, Вячеслав Алексеевич, не возьму». Ребята хохотать. «Ну, это,- говорят, -слава!» Так что зритель — прежде всего. И нельзя, конечно, театр на одной классике держать. Это и мой учитель Товстоногов демонстрировал. И предшественник, Петр Львович Монастырский. Обязательно нужны современные пьесы. Проблема в том, что качественных современных пьес мало. Есть «новая драма», которую тусовка поднимает до небес. Но я давно уже убедился, что «новая драма» — это та же современная пьеса, но обильно украшенная ненормативной лексикой и, как правило, плохо  написанная. Вот мы сейчас начали работать над пьесой 1904 года. Алексей Максимович Горький — автор. «Варвары». Более современной пьесы я не читал! Молодые реформаторы приехали в провинцию строить вокзал, железную дорогу… «Светлое будущее», в общем. Сына головы города споили, красавицу Монахову свели с ума, и она застрелилась, мужики передрались, все их проекты лопнули, деньги украли, а главного персонажа обзывают, как ни странно, рыжим! Если мы в советские времена аллюзиями питались, два писали, три держали в уме, и в одном кармане у нас была одна фига, а в другом -другая, то сегодня и сочинять-то ничего не надо. Читайте Чехова, Горького, Андреева. Все написано. Надо только угадать проблему, которая живет в зрительном зале. Вот это трудно. Мне иногда удавалось. И здесь, и в других театрах.

— Например.
— Ну, например, когда в начале 80-х в Ташкенте я поставил «Полет над гнездом кукушки». Никакого Горбачева еще, — Андропов! Но в людях уже жила вот эта жажда свободы, и зал по 15 минут после каждого спектакля аплодировал стоя. Это была демонстрация солидарности зрителя и театра. Я здесь поставил «Униженные и оскорбленные» Достоевского. Одна из блистательных работ того же Саши. И спектакль был лихо придуман. И главное — своевременный. Не случайно выдвигался на Государственную премию. «Люди и мыши». И опять-таки Саша играл. Это был уже другой театр. Другая эстетика. И вновь я угадал тему. 95-й же шел, и уже чувствовалось вот это жуткое отчуждение. У людей была потребность в единении. А это, между прочим, одна из главных задач театра — соединять. Превращать толпу в народ.

— «Варвары» — это Валерий Гришко (главный режиссер театра. — Ред.), а вы будете в этом сезоне ставить…
— «Побег из Шоушенка». И уже начал репетировать. Сегодня мне звонили из какой-то газеты и тоже спрашивали про премьеры. Почему-то у всех «Побег из Шоушенка» ассоциируется с фильмом. Но есть же роман прекрасный Стивена Кинга. А пьеса принадлежит моей дочери, Александре Гвоздковой. С 11 лет — в Америке, окончила там университет, блестяще владеет английским, хороший стилист, сейчас в Петербурге — там у нее бизнес, а на досуге вот написала пьесу. Я прочитал и обалдел. Кинг, конечно, не Достоевский. Но ведь и вот этот грузин, который каждый день по роману сочиняет…

— Чхартишвили (Борис Акунин. — Ред.)
— Он ведь тоже не писатель, а беллетрист, скорее. Но востребован. И фильмы снимают по его романам, и спектакли ставят. Да и Федора Михайловича в свое время в мягких обложках на вокзалах продавали.

— Сезон открывается 11 сентября, а через десять дней первая премьера сезона.
— «Макбет». Режиссер — лауреат Госпремии СССР Альгирдас Латенас. Соученик Някрошюса, вместе работали — Латенас был у Някрошюса ведущим актером. Играл в «Вишневом саде», в «Пушкинских трагедиях». И, как и Някрошюс, делает метафорический театр. Я смотрел его «Ричарда III» — очень интересный спектакль. Но критики (это было на фестивале «Балтийский дом») говорили: «Ну и чем Латенас отличается от Някрошюса?» Ну да, у них один режиссерский почерк. Но что в этом плохого? Если кто-то скажет, что Гвоздков ничем не отличается от Товстоногова, я буду только счастлив. Товстоногов мой учитель и я, как и он, исповедую театр актерских талантов. Меня учили растворяться в актерах. У Латенаса — другая школа. Но тем и интересен. Потому и приглашен. Ну и, конечно, Шекспир свою роль сыграл. Шекспир практически ушел из репертуара, да и ставить его в современной России не умеют. В одном столичном театре поставили «Короля Лира» Шекспира. Но Лира там почему-то играет актриса, которая временами почему-то напоминает президента Путина и почему-то периодически совокупляется с резиновой куклой, купленной в секс-шопе и раскрашенной под карту России. Вот такой примитив. А прибалты умеют ставить Шекспира. Условный театр им близок. И поэтому «Макбет» в нашем театре — это литовец Альгирдас Латенас.

— Чего еще ждать от сезона-162.?
— Есть у нас молодой одаренный драматург, он же актер и завлит Федя Греков. Я ему дал две его пьесы поставить — «Вентиль» и «Невероятные приключения Юли и Наташи». Несмотря на успех постановок, моего отношения к новой драме эти вещи не изменили, претензий у меня и к Феде много. Но вдруг он станет  новым Чеховым и будет писать в воспоминаниях, что был де такой режиссер Гвоздков и не давал, дурак, ставить его, Грекова, пьесы. Так вот он поставил. И я ему сказал: «Две свои пьесы ты поставил, а теперь ты поставишь пьесу чужую, но, на мой взгляд, качественную». Анджей Сара-монович. «Тестостерон». Греков прочел, и пьеса ему понравилась. Что характеризует Грекова как перспективного драматурга. Потому что бесперспективный тут же бы сказал, что пьеса поляка -дерьмо, его, Грекова, лучше. Так вот, Феде Сарамонович понравился, и я Феде пообещал, что если «Тестостерон» выйдет удачным, дам классическую пьесу поставить.

— Недавний скандал вокруг фильма Александра Устюгова «Служу Советскому Союзу». Такой силы, что нынешний министр культуры России Мединский стал просить Кулистикова (гендиректор НТВ. -Ред.) картину не показывать…
— Слышал об этом скандале.

— И вот я узнаю, что режиссера и актера, которого любители русского сериала знают как Романа Шилова из «Ментовских войн», зовет к себе Самарская драма. Что за предложение вы Устюгову сделали?
— Спектакль Ladie’s night видела? Тоже после премьеры страшно ругали. Первая статья называлась «Стриптиз как форма классовой борьбы».

— Отличный заголовок.
— Заголовок отличный. Но дальше шел разбор, и разбор был чудовищный. В Самаре же театральной критики практически нет. А те, что выдают себя за критиков, они что делают? Они берут из Интернета информацию о пьесе, вставляют в начало текста, а дальше пишут свои впечатления. У моей тещи тоже есть впечатления. Но она стесняется их вслух высказывать. А эти не  стесняются. Ну полная, полная лабуда была в этой статейке. Спектакль меж тем идет уже десять лет. Всякий раз при аншлаге. И считается хорошим тоном купить, точнее, достать два билета на Ladie’s night и подарить друзьям на день рождения. А это, извините, полторы тысячи рублей. И вот мы стали искать пьесу, которая могла бы повторить успех этого спектакля.

— И нашли…
— Тим Ферт. «Девочки из календаря». Ladie’s night — это история про то, как люди от отчаяния занялись глупостями. И здесь тоже про людей, которые, оказавшись в ситуации невозможности осуществить задуманное, решились на неординарный, мягко говоря, поступок. Провинциальная Англия, какой мы ее знаем по книжкам. С барашками, газонами, овсянкой и яблочным пудингом. Несколько пожилых женщин, коротая вместе досуг, соревнуются, кто лучше пирог испечет, вырастит кабачок в форме буквы зю. Короче, скрашивают, как могут, свое существование. И у одной вдруг беда — у мужа обнаруживают лейкемию. И они все ходят к нему в больницу ухаживать и дружно ругают больничный диван, на котором им приходится часами просиживать. Мужчина все-таки умирает. А женщины решают купить больнице новый диван. В память об умершем. А денег не хватает — они все очень скромно живут. Разочарование страшное. Но одна из них приходит с идеей. Убиралась в комнате сына-подростка, нашла календарь с голыми…

— Женами футболистов?
— Ну типа того. И говорит: «А давайте и мы снимемся». Подруги в штыки: «С нашим целлюлитом? Ты обалдела!» А она говорит, что есть фотограф, который творит чудеса. И дамы соглашаются. Деревня, когда о съемке узнает, буквально вскипает. Но дам это не останавливает. Они снимаются, журнал расходится колоссальным тиражом, их приглашают в Голливуд…

— …В больнице появляется новый диван…
— Они меняют мир вокруг себя! Все вдруг осознают, что возраст не приговор. Что и шестидесятилетняя женщина прекрасна. Опять моя тема. Понимаете? И вот как раз Саша Устюгов и будет делать этот спектакль. А если говорить о планах…Очень хотелось бы поставить «Горячее сердце» Островского. Рассказать о выборе пути. О том, как один идет в холуи, а другой к богу. В планах «Опасные связи» Лакло, «Кавказский меловой круг» Брехта, «Лисистрата» Аристофана, «Зойкина квартира» Булгако-ва…Над «Зойкиной квартирой» мы как бы уже начали работать, потом работу приостановили. Решили переделать несколько материал.

— К вопросу о труппе…
— Труппа увеличилась. Последние десять лет было 35-36 человек. Сегодня почти 50. И это по существу новый театр. Складываться он начал пять лет назад. Когда стала приходить молодежь, которую мы воспитали в нашей студии. Когда мы брали людей из других учебных заведений, пять-шесть лет уходило у них на адаптацию и переучивание. Иное дело наши студийцы. С первого курса в театре, где работают их педагоги. Со второго кто-то уже в массовках занят. Многим это не нравится. Такая экспансия молодых. Не внутри театра, тут проблем нет — я сделал все грамотно. Немножко долго получилось. Ведь из 17 лет, которые работаю в Самаре, минимум десять мне пришлось потратить на обслуживание труппы. Я же пришел в сложившийся коллектив. С именами, которые требовали к себе внимания. Та же Вера Ершова. Ну разве обойдешь? А ведь ей было почти 80. Драматурги на этот возраст пьес не пишут. Нашли «Яблочную леди». Но и там героине нет сорока. Но я вынужден был идти на компромиссы. И пьесы брать несовершенные, и ставить, понимая, что по возрасту артист где-то может не потянуть… 10 лет занимался обслуживанием труппы! Сейчас в ней тех, кому за 70 — пять человек. Дальше мы — Борисов, я, Жанна Романенко. Все остальные — моложе. И то, что молодежь приходит поколением, это, я убежден, правильно. Во-первых, они приходят со своими спектаклями, которые становятся репертуарными. «Наша кухня», «Коля плюс Оля», «Божьи коровки возвращаются на землю». Это все студенческие спектакли первого выпуска моей мастерской. Со вторым над «Ямой» Куприна работаем. Поставили «Пиковую даму» Пушкина и «Беду от нежного сердца» Соллогуба, обе вещи объединены в один спектакль «Петербургские истории». Ну а во-вторых, все хорошие театры рождались из студий. Из дипломных спектаклей. Вахтанговский, «Современник», «Таганка». Театр Петра Фоменко, «Табакерка». Театр принадлежит молодым. Смена поколений неизбежна. Иначе театр загнется. Это понимал и Петр Львович…

— У которого тоже была своя студия.
— Когда я пришел, студии уже не было. Театр пополнялся за счет артистов со стороны, а я уже говорил, насколько это неэффективно. И потом, они ведь тоже ищут своего искусства. И часто получается, что не находят. Не дотягивают до уровня театра, в который пришли. Или наоборот — умнее его, богаче. Бывает, по-человечески не монтируются. Мы же с первого курса растим себе коллег. А молодость …Ну это ведь тоже не приговор. «Проходит, -писал Петр Львович в одной из своих книг, — два-три года, и грань между молодым и опытным артистом стирается». И разве не так? Каким пришел Саша Амелин в театр? Разве не молодым? Федя Степаненко? Меркушев? Гальченко? Нина Лоленко? Денис Евневич? И я был когда-то молодым. Но уже на втором курсе играл в Саратовском театре драмы главную роль в спектакле «Палата» Алешина. И среди нынешних молодых есть очень, очень интересные ребята. Данила Богомолов. Самарец. Саша Герасимчев из Похвистнево. Девчонки есть хорошие. Девчонок уже много в театре, а как ни кинь, четверых с курса надо брать. Берем мы, кстати, на три года. И кто-то, возможно, уйдет, не выдержав конкуренции с труппой. А как же иначе? Иначе — болото. Вообще, это сложная работа — труппу формировать. Все равно, что мыть золото. Трудный, долгий процесс. Не знаю, доживу ли в этом театре до момента, когда крупиночки превратятся в слиток. Хотя уже пишут: «начинают проглядывать черты театра Гвоздкова».

— Вот на этой оптимистичной ноте можно было бы и закончить. Но есть вопрос, не задать который не могу. 1 сентября у вас истечет срок контракта (разговор шел 27 августа. — Ред.)
— Ну это уже пять лет длится — контракты со мной заключают на год. До сих пор разрешалось все благополучно. Хотя у некоторых товарищей — провокаторов возникают истерики по этому поводу. Все пять лет. Так и хочется крикнуть: «Господа, выбирайте провокаторов поумнее… » И я очень сожалею, что только сейчас сделал то, что ежегодно делал, когда работал в Ташкенте. Мы там каждый сезон издавали книгу. Толстую книгу с пустыми страницами. Лежала в зрительном зале, и желающие могли высказаться по поводу театра. В прошлом году, когда у меня начались неприятности с министерством культуры, я решил такую книгу издать и здесь. Пять томов заказали. До 2018 года. Потому на сезон. И для малой, и для большой сцены. Жена, она у меня администратор, говорила: «Кому это нужно?» Очередь в антрактах возле книги! И пишут не только самарцы. Пишут приезжие. Из Волгограда, Ростова-на-Дону, Краснодара, Москвы… Тысячи записей. 10-12 — с отрицательным мнением.

— Да.? И чем недовольны?
— Сравнивают, скажем, с театром Петра Львовича. Но у нас там графа — возраст. И тот, который ностальгирует по театру Монастырского, пишет, что ему 32. Что он мог видеть у Монастырского?! Это провокация. Или просто злобу человек вымещает таким образом. Чужой успех, он же раздражает. Ну а кто-то считает, что чего же в этот театр не ходить, если он в центре города и единственный. Так у нас и оперный в центре, и единственный. И кукольный. И ТЮЗ. Но при всем уважении к коллегам самый посещаемый-то драма! А ведь еще 17 лет назад здесь публики не было. В зале сидели школьники. Классами загоняли! А они через 20 минут — в туалет. И до занавеса там. «Ну что же, — спрашиваю, — из зала-то убежали?» — «Скучно, дяденька», — говорят… Я ведь не хотел принимать труппу. Петр Львович в театре, масса других сложностей. «Останьтесь, поработайте. Мы так любим театр!»

— «Чего ж, — спрашиваю, — не ходите?» — «Поднадоело». Остался. Конечно, и мой театр кому-то может не нравиться. Дело вкуса. Но не замечать, что театр дважды выдвигался на «Маску»! Что Амелин стал лауреатом премии Правительства России имени Волкова. Что в этом году в Тамбове на фестивале имени Николая Хрисанфовича Рыбакова народный артист Владимир Борисов получил первую премию в номинации «Артист России»!

У артистов театра огромные по самарским меркам зарплаты. Театр чрезвычайно доходный. Есть книги, которые Минкульт России издает с 2004 года, «Театр в цифрах и фактах». Анализ всех театров страны. По 11 направлениям. Дотация, доходы, посещаемость, количество спектаклей… 4-й театр! После МХТ, театров Захарова и Райкина. Конечно, у нас разные доходы. МХТ зарабатывает 200 миллионов, мы — 50. Но у нас и дотации разные. У МХТ — 450 миллионов. У нас — 50. И цены на билеты тоже разные. Мы не можем их задирать так, как задирает МХТ. К нам ходит самарская интеллигенция, а это люди небогатые.

Кому-то, может быть кажется, что театр не совсем академический, а молодежный. При том что академических театров не бывает! Есть театры живые и мертвые. А «академический», как и звания «народный», «заслуженный» -глупые бирки, которые придумала советская власть. И на земном шаре сегодня остались только два государства, где эти бирки есть. Монголия и Россия. В остальных хорошим артистам платят хорошие деньги, а плохие ничего не получают. Саша Амелин умер без этой бирки. Но разве он не был народным артистом? Я утверждаю, что был! И то что самарская драма сегодня — театр живой, я утверждаю! Зритель голосует ногами. Он в мертвые театры не ходит. А у нас все билеты за два месяца раскупаются. И не потому, что здесь подают «клубничку». Это вранье! В театре масса интересных, серьезных и умных спектаклей. И я горжусь театром, который сделал. Я делал его, равняясь на театр Петра Наумовича Фоменко, Георгия Александровича Товстоногова, учителя моего, которого никто пока не переплюнул и не переплюнет в ближайшее время. У меня замечательный помощник — главный режиссер Валера Гришко. Бесконечно талантливый человек, который бросил в Германии театр и приехал в Самару работать. Мы как-то с ним были в зале, стоит публика, аплодирует, он говорит: «В Германии не аплодируют — вежливо хлопают. Даже на хорошем спектакле. И в зале — одна платина. Молодые по пивным барам сидят. А здесь? Посмотри сколько молодых!»

— Я знаю одно, что у меня бессрочный контракт с богом и театром моей мечты. Но у русского репертуарного театра есть один колоссальный недостаток. У него огромное количество достоинств, поэтому весь мир нам завидует, но у него есть огромный недостаток, и связан он с лидером. Когда лидер стареет, стареет театр. Когда лидер уходит, театр разрушается. Русский репертуарный театр не может существовать без лидера. Был Товстоногов — был театр Товстоногова. Есть Додин — есть театр Додина. Фоменко, Захаров, Ефремов, Любимов, Эфрос, Охлопков, Станиславский! Мы ассоциируем театры с лидером.

P.S. Разговор состоялся 27 августа. На следующий день Вячеслав Гвоздков получил уведомление о продлении контракта.