В 1895 — 1896 годах Максим Горький трудился журналистом в «Самарской газете». Писал статьи, фельетоны, заметки, очерки, рассказы.
К его 150-летию «СГ» запустила проект «Наученные Горьким» — знакомила читателей с самарскими публикациями нашего именитого коллеги.
Юбилейный год минул. Однако у нас в запасе еще остались статьи, которые, мы уверены, должны появиться в печати во второй раз. Говоря современным языком, это уникальный контент, не публиковавшийся ни в одном собрании сочинений Горького. Только в «Самарской газете». Материалы взяты из фонда Самарского литературно-мемориального музея имени Максима Горького.
Между прочим
(Мелочи, наброски и т.п.)
Если вы пойдете днем в Струковский сад, то увидите там много юных людей с озабоченными физиономиями и с книжками в руках и услышите такие странныя речи, которые сразу заставят вас усумниться в строгости надзора за пациентами Томашева Колка.
— Кроме военной славы, которою Спарта заслуженно пользовалась… Машенька обещала мне подарить на память свою карточку. Она хотела сняться в то время… когда во всей Грузии кипела борьба политических партий…
— Le commode — коммод, le crocodil — крокодил… Как я ему шаркну мячом-то прямо в глаз!
— Гомилетика есть наука, предметом которой служит… Рыбная ловля для меня предпочтительней безпутнаго хождения с ружьем… По определению греческих писателей… уженье погружает субъекта в созерцание.
— Границы Румынии простираются от реки Прута.
— До сада я шла с ним под ручку, и он…
— Разбил персов на голову!
Переэкзаменовки близко! Молодое поколение, опьяненное впечатлениями лета, изо всей силы старается втянуть себя в рамки научных занятий.
Сквозь туман пережитаго рельефно встают пред глазами грозныя фигуры учителей, прыгают маленькия фигурки нолей, и единицы вертятся в воображении, ядовитыя, как коховския палочки.
В то время как Самара изнывает от скуки, не имея, кроме винта, сплетен и Струковскаго сада, никаких развлечений, Воронеж веселится вовсю и очень оригинально…
Недавно, по словам газеты «Дон», Воронеж устроил родственные проводы остаткам армии амазонок дагомойскаго короля Беганзина, шоколаднаго цвета человека, съеденнаго дипломатией Англии.
Воронежские люди совсем побратались с африканскими людьми. Мужчины разгуливали по городскому саду с шоколадными дамами под ручку и — немножко нескромно это — даже целовались с оными. Дамы награждали диких браслетами, получали от них раковины, и — немножко опасно это — тоже целовались…
Некий дошлый воронежский человек накатал дагомейский марш и под оный дикие африканцы на потеху культурным воронежцам плясали настоящия дагомейския пляски, а воронежцы — подплясывали.
Вообще дикая нация понравилась полудикой нации и встретила «настоящий родственный прием» в Воронеже…
Ах, почему все это было не в Самаре, не в Струковском саду!
У нас есть африканская жара, африканская пыль и таковая же музыка… У нас нашлись бы и дамы, жаждующия настоящей африканской любви, и, наверное, кавалеры с потребностью в оной.
У нас есть горчишники, и можно бы устроить битву амазонок с горчишниками. Может быть, последния, непобедимыя в борьбе с культурой, были бы побеждены родственным племенем. Наконец — и это главное — у нас есть желание развлечься, ради котораго мы ни за чем не постоим. Ах, если б и нам чего-нибудь африканскаго или вообще дикаго!
Мы бы тоже сумели принять родственно дикие племена — эскимосов, патагонцев, зулусов — кого угодно.
Ведь со всеми сими субъектами у нас так много общаго!
…Подвергаясь до некоторой степени влиянию провинциальной жизни, и я поддаюсь иногда странным желаниям и фантазиям, навеваемым ею.
Так, например, сегодня мне ужасно хочется рассказать один восточный анекдот, и, право, я не могу устоять против этого желания.
К шейху одного арабскаго племени пришел некто из его людей и заявил, что у него пропал осел.
Шейх славился своей мудростью… Он посмотрел вокруг себя в песчаную пустыню, раскаленную солнцем, окинул взором стараго орла палатки своих людей и сказал человеку, потерявшему осла:
— Собери иди всех сынов пустыни к шатру моему!
И когда арабы собрались вокруг него и молча ждали его мудрой речи, он так заговорил:
— Дети пустыни! Есть ли среди вас кто-либо, кто бы не болел душой над книгой мудрости, не думал бы в ночи о происхождении света звезд или о судьбах человека и задачах жизни его, кто бы не любил цветов и музыки, кто бы ценил овцу выше женщины, кто бы не мечтал о будущем и не желал его видеть лучшим, чем настоящее? Есть ли среди вас кто-либо, довольный жизнью своей, кто бы предпочитал сон бодрствованию и спокойное бодрствование — горячей работе для славы племени? Есть ли среди вас кто-либо такой, дети мои?
Тогда один из арабов подошел к шейху своему и, склонив пред ним голову, скромно признался:
— Это — я.
И, указывая на него тому человеку, кто потерял осла, шейх выдохнул и кратко сказал:
— Вот осел…
Покорно прошу заметить, что ругается шейх анекдота, а не я.
Уверяю вас, что я привел этот анекдот не ради чего другого, как только ради исполнения моего желания.
Я также прошу заметить и то, что дело происходило в пустынях Аравии, а не в Самаре. Аравия же, по-моему, гораздо хуже Самары, ибо в ней и жарче, и пыли больше.
И вообще, к утешению самарян, я считаю нужным заявить, что сам лично видел на земном шаре места еще более худшия, чем Самара, например, Сиваш, Пинския болота и другия не менее неприличныя местности. Не в комплимент Самаре говорю я это, а по чистой совести.
Вообще на земном шаре нельзя найти что-нибудь такое, хуже чего так бы уж и не нашлось еще чего — нибудь.
Извините за эту несколько запутанную фразу…
Бывают фразы еще хуже… т.е. оригинальнее, хотел я сказать…
Так, на днях одна самарская лэди, коренная русачка, собираясь гулять, выпалила в лицо своего супруга такую премудрость:
— Всегда, когда я когда-нибудь иду гулять, тогда никогда моей шляпы не оказывается на месте!
А когда супруг ея не понял, она отдула его зонтиком по голове…
Иегудиил Хламида
Воскресенье, 6 августа 1895 года, №168
[one_half]
[/one_half]
[one_half_last]
[/one_half_last]
Новости
Новости
Новости
Комментарии
0 комментариев