Актриса Алла Коровкина о планах театра «Доктор Чехов» и работе за рубежом

Пять лет назад в Самаре появился еще один театр. Педагог и актриса Алла Коровкина решила, что врачевать души зрителей сможет Самарская актерская мастерская «Доктор Чехов». Беседуем с ней о планах театра, работе на самарской сцене и за рубежом.

Беречь надо друг друга

— Безумно сложно заниматься театром, не имея помещения, материальной и моральной поддержки. Но как только возникает желание все бросить, жизнь подкидывает какие-то радости.

Я много говорю о необходимости поддержки независимых малых трупп. Хорошо, что до сих пор существует первый частный театр в Самаре — «Город». Сейчас как грибы возникают все новые и новые коллективы, чему очень рада. Время покажет, кто сохранится дольше, а кто через два-три года уйдет на другую дорогу.

— Вы теперь не только режиссер, но и драматург. Расскажите о своей новой пьесе.

— У меня на счету были четыре пьесы. «Металлолом» и «ВыбиРАЙ», которые идут в театре «Доктор Чехов», а еще «Бланманже» и «Марлен». И вот появилась новая — «Пробка». Она вошла в лонг-листы международных конкурсов современной драматургии: Волошинского и «Время драмы, 2018, лето».

Главные героини пьесы — три женщины разного социального статуса. Едут каждая на своей машине — «Оке», «Тойоте», «Лексусе» — и попадают в дорожную пробку. Между ними начинают возникать взаимоотношения, конфликты. Заканчивается все мыслью о том, что нужно выбить из себя условные пробки, которые мы сами же в себя воткнули. Кто-то называет это комплексами, кто-то зажатостью. У каждой из героинь есть своя пробка, которую нужно вынуть и зажить радостно.

Я всегда пишу о простом. Смеюсь, говорю актрисам: «Могу даже показать место, где происходит действие». На Ново-Садовой около университета. У меня у самой там был смешной эпизод. Попала в пробку, стояли около часа. Сигналили друг другу, обзывали — все как обычно. Была жара, у всех открыты окна. В какой-то момент я включила радио, звук оказался очень громким. И вдруг оттуда Митяев заорал: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Я подпрыгнула. Все повернули головы — стояли в сантиметрах друг от друга. Соседи по пробке рассмеялись и стали шутить по этому поводу. Хорошо, если бы люди жили с этим девизом. Как здорово, что мы все собрались именно в этот момент времени, на этом куске планеты. Немножко вместе побудем, а потом уйдем — беречь надо друг друга.

Для полного погружения

— Вы начали работать с Владимиром Лоркиным — артистом театра «Самарская площадь». Что репетируете?

— Таких образованных и интеллигентных актеров сегодня очень мало. Он рефлексирующий, сомневающийся. Мне очень приятно, что Владимир согласился с нами работать. Мы ввели его в постановку «ВыбиРАЙ». На всех ребят, с которыми я работаю, хотела бы сделать спектакль. Но где взять средств? Пьеса «Марлен» написана на двоих. Исполнителем мужской роли я видела только Володю. Для героев требуются красивые костюмы, без них спектакль делать нельзя. Так что пока этот проект отложен.

— Что ждет театр «Доктор Чехов» в будущем?

— В планах восстановить в новом формате наш самый первый спектакль — «Шаг в сторону». У нас появился очень хороший молодой артист Алексей Егоршин. Он пришел в Самарский театр драмы имени Горького из Казанского университета культуры и искусств. Совершенно помешанный на театре человек, но со мной другие и не работают. Его партнершей по сцене станет Анастасия Ермилина. Она уже выросла, хватит ей девочек-пацанок играть, надо пробовать женские образы. Настя — одна из тех, кто со мной пять лет назад в эту авантюру кинулись. Хотим выпустить «Шаг в строну» в январе.

— Поработав 30 лет в большом академическом театре и пять лет в маленьком независимом, вы можете сформулировать, какой он — театр вашей мечты?

— Зал на 70-80 человек, с труппой человек на 5-6 — до 10. С небольшим помещением для декораций.

Как бы мне хотелось, чтобы в таком театральном городе как Самара, о зрителях которого с советских времен ходят легенды, появлялось больше сценических площадок. Почему бы, например, бизнесменам не создать центр, где труппы могли бы брать помещения в аренду, репетировать и играть?

В книге у Камы Гинкаса (советский и российский театральный режиссер. — Прим. авт.) я прочитала, что наш театр сегодня выживет за счет маленьких, влюбленных в свое дело, работающих с полной самоотдачей трупп. Актеру не хватит энергии на зал в 600 мест. А когда прямо напротив нас сидит 40 человек, мы не даем им ни на секундочку отвлечься, происходит полное погружение.

Надо вовремя уходить

— Не жалеете, что закончили карьеру актрисы?

— Верю в предначертанный путь, который существует для каждого. Никто не верит, когда Ольга Шебуева говорит: «Не хочу больше играть». Ее ведь много куда приглашали. Все думают, что это лукавство. И я не верила. 30 лет проработала актрисой в театре драмы имени Горького. Пока вдруг у меня не наступил момент, когда поняла, что не хочу больше сама играть. Ирина Роднина однажды сказала очень точную фразу: «Надо вовремя уходить». Есть внутренний предел и у актеров. Когда ты начинаешь понимать, что повторяешься, не можешь вытащить из себя что-то новое.

— В ваших последних работах на сцене этого не было видно.

— Наверное, это ремесло, профессия. Из больших ролей последних — образы в спектаклях «Пианино на траве» (это была абсолютно моя героиня) и «Графство Осейдж». Я смеялась, что во втором — моя последняя роль. Я там ухожу со сцены и говорю: «Все. Это все».

Был один момент в работе театра «Доктор Чехов». Лена Остапенко, которая играет главную героиню в «ВыбиРАЙ», не смогла отпроситься на спектакль. И все мне говорили: «Сыграйте вы. Это же ваша пьеса, ваша постановка — все знаете». Но я ответила, что уже не смогу, что буду играть, «выпрыгивая из штанов» — и за себя, и за партнера.

Понятно, что на Инну Чурикову или Алису Фрейндлих мы можем смотреть бесконечно, вне зависимости от того, что они играют. Это богом помазанные люди. Но есть артисты с полувековым стажем, которые как только выходят на сцену, сразу понятно, что они будут делать. Надо все время учиться.

— Счищать с себя штампы.

— Для меня такой теркой стало преподавание. Когда дети, выполняя мои задания, делали какие-то вещи, о которых я даже помыслить не могла. Главное, чтобы после выпуска из института из них не уходила живость.

Для этого, конечно, нужно заниматься с ними. Мне очень больно, что в городе не делается все возможное для увековечивания памяти Петра Львовича Монастырского. Он каждого актера, набранного в труппу, огранял как бриллиант. Да, был очень сложный человек, все мы от него плакали. Но по прошествии времени понимаешь, как много он нам дал, как здорово мы работали.

Если бы я не закончила карьеру актрисы, у меня не было бы всего того, что есть сейчас. Не писала бы пьесы, не организовала бы эту авантюру под названием Самарская актерская мастерская «Доктор Чехов». Не получала бы столько радости после спектаклей, когда люди плачут и говорят спасибо.

«Гроза» — пьеса о любви

— Как получилось, что вас пригласили в Даугавпилсский театр в качестве режиссера-постановщика?

— Меня научили, что драматурги должны свои тексты рассылать по театрам. Так я и делала. Руководитель Даугавпилсского театра Олег Шапошников прочел пьесу «Металлолом». Сказал, что они хотели бы ее взять и предложил ставить мне. Я честно призналась, что не режиссер, а организатор процесса. Он посмотрел записи моих постановок и пригласил. Но ставить уже не мою пьесу, а русскую или советскую классику на большой сцене. Мы в течение года искали текст. Олег предложил «Грозу». Самое смешное, что эту пьесу я с детства ненавидела и никогда не понимала. Кто я такая, чтобы замахиваться на «Грозу»? В результате сдалась.

Стала ее перечитывать. Не с позиции «луч света в темном царстве», а просто как текст. И открыла для себя удивительные вещи. Во-первых, там все любят. Причем тайно. Кудряш с Варварой, Борис с Катей. У Кабанихи с Диким — любовь! Стереотип старой Кабанихи ошибочный. У нее дочери лет 15 и сыну лет 20. Значит, ей 35-40. Она цветущая вдова. А у Дикого жена, которая все время ноет. Там, оказывается, очень много смешного. Называется наш спектакль «Почему люди не летают». История получилась о том, как люди сами погрузили себя в болото, понапридумывали непонятных законов и запретов и мучаются. Сами обрубают себе крылья и страдают, что не могут взлететь.