Бунт Александра Неверова

Проект музея закончился, едва начавшись
 

— Долгое время в нашем литературном музее вынашивалась идея музея Александра Сергеевича Неверова и писателей 20-х годов.

Это было невероятное, праздничное время в местной литературе! У нас собран большой неверовский фонд, фотографии, предметы быта и мебели. А показывать их негде.
 

В Самаре было три дома, про которые известно, что там жил Неверов. Один находился на улице Тверской, около железной дороги, — его давно нет. Второй — на нынешней улице Ленинской, у него там была комнатушка. Оттуда он уезжал в Ташкент, где потом написал «Ташкент — город хлебный». Музей планировали сделать в третьем доме, который стоял на ул. Пионерской, 90. Там Неверов жил после возвращения из Ташкента до переезда в Москву.
 

Потом одна из фабрик начала захват этой территории, общественность забила тревогу, писали многочисленные письма, статьи — Никита Алексеевич Толстой подписывал их как депутат Верховного Совета. Пока директор литературного музея Маргарита Павловна Лимарова была жива, эта борьба еще продолжалась. С ее уходом из жизни она прекратилась. Дом сломали, и на этом месте сегодня стоит многоэтажка. Так идея музея писателей 20-х годов была похоронена вместе с домом Неверова.

 

Иов самарской литературы
 

— Настоящая фамилия Александра Неверова — Скобелев. Как возник псевдоним? Это не Горький даже. Не Голодный. И не Бедный.

Этот псевдоним гораздо смелее и отчаяннее. Одно дело — сказать, что жизнь у тебя горькая, что ты бедный или голодный. И совсем другое дело — заявить, что ты Неверов, когда все в мире под богом. Я не знаю, что его заставило решиться на такое. Наверное, бунт. У него есть рассказы о страшном голоде, о том, как дети один за другим умирают… Он все это наблюдал. И вот этот Иов взбунтовался. Своим псевдонимом он, как Евгений в «Медном всаднике», говорит: «Ужо тебе!»
 

Но когда я читаю его книжки, не чувствую в них вызова, антирелигиозности. Наверное, в определенный момент он подумал, что спорить не с чем, потому что там, наверху, просто ничего нет.

Кафка — поклонник творчества Неверова
 

— Это не легенда. Франц Кафка действительно написал про повесть Неверова «Ташкент — город хлебный»: «Изумительная книга. Я прочитал ее за один вечер».
 

В Германии долгое время к Неверову сохранялся интерес. В архиве у нас есть посвященные ему работы немецких литературоведов, «Ташкент» был переведен на немецкий язык, публиковался. Что могло заинтересовать Кафку в Неверове? Во-первых, имя гремело. Потом, может быть, почувствовал какое-то внутреннее родство, нечто близкое себе, экзистенциальное. Ничего нет, есть только я. Мое ощущение голода, мое переживание. 
 

Но у Кафки-то все его ужасы — во сне: и приговоры, и превращения, и замки. Может быть, он не понял, что Неверов не сон рассказывает? Кафка и представить себе не мог, что все это может быть в реальности — людоедство и все прочее.

Побег от большевиков
 

— Отношения с большевиками — темный период в жизни Неверова. Понятно, что он разделял взгляды эсеров. Их партия вообще была популярнее, чем большевистская. И это естественно: эсеры — аграрная партия, Россия земледельческая на 90%, а пролетариев — маленькая кучка. Крестьянский сын, Неверов, конечно, поддерживал эсеров.
 

Видным эсеровским деятелем был Алексей Дорогойченко, их поддерживал Павел Дорохов. Кстати, когда в 1918 году в Самаре местной властью стал Комитет учредительного собрания, созданный эсерами, был издан сборник стихов, статей и рассказов, в конце которого помещен список наиболее видных самарских эсеров с биографиями и основными достижениями. А в октябре 1918 года пришли большевики и стали по этому списку стрелять всех, кто не успел убежать.
 

Неверов как-то умудрился вовремя спрятаться, переждать, а потом вылезти и стать лояльным большевикам. При этом в партию никогда не вступал. Он стал главным редактором журнала «Понизовье», публиковался, выпускал книги, в том числе «Ташкент — город хлебный». Хотя, наверное, все время чувствовал, что ему не забудут эсеровского прошлого. И может быть, в столицу поехал поэтому. Это было своеобразное бегство.
 

Неверов писал Николаю Степному, что место большого писателя в Москве: «Отсюда все видно гораздо лучше». Но в то же время он понимал, что рано или поздно до него дойдут руки.
 

А в Москве с ним произошла неприятная вещь. Александр Сергеевич не выдержал столицы, она его закружила: слава, публикации.

Это другой ритм. Он там начал пить, а писать — по большому счету — почти перестал. Для работы ему нужно было жить здесь. Там он очень быстро сгорел: приехал туда в 1921 году, а в 1923 его уже не стало.

 

Писатель номер один в русской литературе
 

— Слава Неверова была огромна. Даже не самарская, а всероссийская. Горький ведь был за границей, Толстой вернулся оттуда только в 1923 году. В 20-е годы на короткое время Александр Неверов стал писателем номер один в русской литературе.

Это я говорю совершенно объективно, поскольку знакомился с учебниками по литературе, с журналами. О Неверове после его смерти писали воспоминания, книжки, в Москве был кружок его имени. Самаре ничего не оставалось делать, как закрыть глаза на его темное прошлое и включиться в процесс признания. В честь него была названа улица… Неверову как-то удалось сместить акценты с политической деятельности на литературную. Но, может быть, он просто не дожил до последствий. Скажем, Павлу Дорохову — тоже эсеру — это вспомнили только в конце 30-х годов и в 1942 году расстреляли.
 

В 50-60-70-е годы, может быть, не на уровне страны, но на уровне города имя Неверова ещё звучало. Здесь регулярно проводились неверовские конференции, школьники писали сочинения. А последний раз произведения Неверова переиздавали в Самаре в 1986 году.

 

Неверов сегодня
 

— Наверное, дело в объеме дарования и в масштабе объяснения мира. Горький — это Горький. «Жизнь Клима Самгина» связывает разные эпохи и многое объясняет в русской жизни. «Ташкент — город хлебный», «Гуси-лебеди» или «Андрон Непутевый» — масштаб поменьше. Какие-то события, произошедшие перед революцией и в Гражданскую войну, Неверов объясняет. И, не принимая его во внимание, мы теряем их, перестаем узнавать нюансы. Не зря он делает героями «Ташкента» детей. Взрослый человек понимает, что такое голод и почему. А ребенок — нет. Мишка Додонов приезжает домой, где все умерли. Вслед за ним привозят мешки с хлебом, а нет никого. Он взрослеет не по дням, и даже не по часам — по минутам. Он зашел в дом мальчишкой, а вышел — мужичком. И говорит человеку, который привез хлеб: «Сгружай, заново строить буду».
 

Почему уже 30 лет его не издают? Увы, Атлантида советских писателей ушла на дно. И механизмы припоминания той литературной эпохи пока не разработаны. Хотя в сообществах Интернета есть молодые люди, которые раскапывают информацию о забытых писателях и их произведения. Мне кажется, и до Неверова руки дойдут. Все-таки это великий художник.