Уникальнейшая коллекция собрана в Самаре за 85 лет
В Самаре, как в Греции, есть все. Даже аммонит около метра в диаметре. Плавал тут 140 миллионов лет тому. Не верите?
Тогда пойдите на Антонова-Овсеенко, 24 и спросите. Пойдите, найдите там кандидата педагогических наук и директора зоомузея Поволжской государственной социально-гуманитарной академии Валерия Шведова и спросите. Он вам не только про этого монстра расскажет. Он вам его продемонстрирует.
— Насколько я, Валерий Геннадьевич, в курсе, у музея юбилей в этом году. 85 стукнуло.
— 85 лет кафедре зоологии. Музея как такового в 20-х еще не было. Была его предтеча — учебный кабинет, в котором под руководством тогдашнего завкафедрой Геннадия Гелиаровича Штрехера начали собирать коллекцию. А полноценный музей возник благодаря Дмитрию Николаевичу Флорову. Он был один из самых, как сейчас говорят, крутых специалистов в СССР и Европе в области лепидоптерологии. Бабочками занимался. Выходец из семьи священников, в Самару приехал в 55-м уже доктором наук. С женой приехал, Людмилой Владимировной, тоже биологом. Приехал из Сибири, где занимался проблемами тайги — воспроизводство и борьба с вредителями. И привез оттуда большую коллекцию бабочек. В музее сейчас. И там есть бабочки и 9-го, и 12-го, и 14 годов прошлого века. Приемная дочь Флоровых Галина Мстиславовна (тоже работала на нашей кафедре) передала нам ее после смерти Дмитрия Николаевича. Коллекция была уже не в очень хорошем состоянии, но мы ее отреставрировали. Ящички, между прочим, из орехового дерева. Тоже уже были довольно хрупкие. И их пришлось реставрировать. Ну и вместо мха мы дно губкой выстлали. Чтоб уж точно никакая бяка не завелась.
— А вы знаете, я ведь о Дмитрии Николаевиче читала. Фигура удивительная! Мальчишкой (пятнадцати, по-моему, не было) ушел на Гражданскую, перенес контузию. А как зоолог где только не был! И в Англии, и на Гибралтаре, и в индийских джунглях, и в таежной глуши, и по полгода зимовал за полярным кругом. Борясь с вредителями кедра, первым в мировой практике начал опылять леса с самолета. Чудом выжил в страшной катастрофе («юнкерс», на котором Фло-ров совершал один из рекогносцировочных облетов, упал в тайге), но в результате применения этого метода спасения иркутского кедровника было уничтожено 96% личинок вредителя. Пишут, что и теоретик он был блестящий — обосновал, в частности, новую теорию происхождения тайги и ее фауны. А заведующим кафедрой у нас стал, победив в открытом конкурсе. И кафедра, как пишут, расцвела. А еще пишут, что лектором Флоров был редким. С других факультетов на его лекции шли. Из других вузов! На подоконниках сидели, на полу -столько было народу. И среди самарских зоологов до сих пор ходят крылатые флоровские фразы: «Если, гуляя по лугу, встретите корову о шести ногах, имейте в виду, товарищи студенты, перед вами — насекомое!» Или когда рассказывал об ольфакторной чувствительности: «Комар чувствует человека за 300 метров, а женщину — за 400». Широта интересов его тоже поражает. Он же не только зоологией занимался и коллекционировал бабочек. Он занимался этнографией, историей и собирал старинные предания и рукописные летописи. И у него и в этой области были опубликованные работы.
«Протопоп Аввакум в Сибири», «Раскольники в Сибири», самая полная биография Ермака. А сколько статей о Чехове, который Фло-рову родственником приходился! А за работу о Рабиндранате Тагоре, творчество которого обожал и с которым лично встречался, республиканскую индийскую премию получил!
— И вот этому человеку и принадлежит идея превратить учебную комнату зоологии в полноценный музей. Досталось ему, конечно, от тогдашнего ректора: встал же вопрос о площадях. Но идея овладела массами, студенты Флорова поддержали — начали возить со всех концов страны экспонаты. Раньше же экспедиции постоянно организовывались. И где только наши студенты не были! И на Ямале, и на Дальнем Востоке, и в Кара-Кумах… Пустыми не возвращались.
— Музей сегодня — это…
— Четыре зала (возможно, пятый откроем), примерно 18 тысяч экспонатов, и по мере возможностей стараемся число их увеличивать. Возможности у нас, как понимаете, сейчас совсем другие. Но тем не менее коллекция растет.
— А что это за история с мамонтенком, которого студенты биохима обнаружили?
— Ну это еще в 70-е было. В районе железнодорожной станции 176-й км прокладывали коммуникации, и в траншее экскаваторщик заметил подозрительно крупные кости. Дочка его как раз училась на биохиме, рассказала о находке на кафедре зоологии. Михаил Степанович Горелов, он тогда уже кафедрой заведовал, организовал преподавателей и студентов, народ углубился и действительно обнаружил фрагменты скелета мамонта. В том числе хорошо сохранившиеся верхние и нижние челюсти. По зубам и определили, что это мамонт примигениус.
— Читала, что в свое время в музее работали блестящие таксидермисты — Белоногов, Дубровин. Сейчас кто у вас изготовлением чучел занимается?
— Отдельной ставки таксидермиста давно уже в музее нет, поэтому все мы еще и таксидермисты. А вообще такие специалисты наперечет.
— Чучела опилками набиваете?
— Раньше действительно делались каркасы из дощечек, их обтягивали шкурами и набивали объем чем-то вроде опилок. Сейчас полиуретановые манекены используются. Есть у нас две фирмы, которые их производством занимаются. В основном они работают на охотничьи трофеи, экзотики у них маловато.
— Что самое сложное в этом деле? Ну кроме поиска подходящего манекена.
— Да все сложно. Надо знать химию, физику, биологию, анатомию… Приносят погибшее животное. С него надо параметры снять, шкуру особым образом химически обработать, то есть знать все эти яды, которые помогут шкуру сохранить на долгие годы. Ну вот, скажем, наш утконос из Тасмании. 100 лет чучелу! Купцы Шихобало-вы собирали такие диковины. Ехидна, броненосец и кенгуру тоже, скорее всего, из этой коллекции. После революции по школам разошлась. А когда экс-
понаты пришли в негодность, школы чучела нам отдали. Я лично голову утконосу клеил. Есть у нас чучело рыси из зоологический коллекции Императорской академии наук. Или вот этот теленок двухголовый. Тоже 13 года экспонат.
— В Самаре родился?
— История умалчивает. Но в вузе он в 20-х годах появился.
— У вас, я смотрю, «ошибок природы» вообще целое собрание.
— Коллекция мутантов. Цыплята из Обшаровки. Два клюва, три ноги и ни одного глаза. Котенок с лишней парой конечностей. Озерная лягушка с пятью лапами.
У лягушек, кстати, часто бывают отклонения при эмбриональном развитии. Икра же легко подвергается механическим повреждениям. А вот еще один двухголовый теленок. Из Ел-ховки в 1999 году привезли. Туловище не сохранилось, только головы. Природа, конечно, такое выбраковывает — это все нежизнеспособные особи. А вот, смотрите, щука-альбинос. Студент биохима поймал. В Волге. В 82-м году. Принес на кафедру. Я учился тогда на втором курсе, и мы вместе с Михаилом Степановичем Гореловым долго искали подходящую банку, нашли, спирту туда набухали, и хотя банка огромная, с трудом туда щучью голову засунули — килограмма полтора щука весила. Если не больше.
Секретами зоомузея Поволжской государственной социально-гуманитарной академии делится его директор, кандидат педагогических наук Валерий Шведов.
— Вот, смотрите, щука-альбинос. Студент биохима поймал. В Волге. В 82-м году. Принес на кафедру. Я учился тогда на втором курсе, и мы вместе с Михаилом Степановичем Гореловым долго искали подходящую банку, нашли, спирту туда набухали, и хотя банка огромная, с трудом туда щучью голову засунули — килограмма полтора щука весила. Если не больше.
— Ничего себе рыбешка.
— В Волге и двенадцатикилограммовые щуки плавают. Сома выловили — 90 килограммов.
— Нам есть чем гордиться. И когда выловили?
— В прошлом году. Четыре с половиной метра метра длина.
— Прям акула.
— Встретишься — мало не покажется. Потрогайте зубки нашего. Он, правда, чуть мельче. Но ладно — сом. Белугу недавно взяли. 250 килограммов. Я думал, белуги у нас нет. Есть, оказывается, и белуга.
— А какой тигр у вас шикарный!
— Ну это мелкий. В тропиках живет. У нас есть голова настоящего усурийского тигра. Вообще с тиграми сейчас проблематично. На грани исчезновения животное. И с каждым годом их становится все меньше и меньше. И это, конечно, уникальная вещь. Тем более для Поволжья.
— Я тут у вас, положа руку на сердце, не впервые. И помню страуса африканского и двухметровый макет морской коровы — флоридского ламантина, и серого варана, выполненного методом мумификации. Сотруднице Самарской филармонии презентовали во время гастролей в Афгане. А она вам принесла. А еще, помню, стоял тут у вас медведь. И тоже гигантский. И будто бы чучело дореволюционное, и встречало посетителей в каком-то самарском кабаке.
— Не в кабаке. В «Олимпе» (цирк-театр, построенный в 1907 г. по проекту архитектора П. В. Шаманского. — Ред. ). Флоров раздобыл в свое время этого медведя. Мы его тоже сами недавно отреставрировали. Вот только бочонка подходящего не нашли. Он же бочонок в лапах держал.
— Расскажите о концепции экспозиции. Как вот эти ваши 18 тысяч экспонатов скомпонованы?
— Наш музей — это учебный музей. И экспонаты систематизированы таким образом, чтобы студенту стал понятен эволюционный процесс. А между систематическими витринами у нас расположены экологические диорамы, где животные показаны в естественной для них среде обитания. Каждый зал музея рассказывает об одной или нескольких крупных группах животных. Самый большой демонстрирует более сотни млекопитающих — от крошечной бурозубки до четырехметрового жирафа. В зале птиц более двухсот пернатых — от колибри до страусов. Отдельный зал посвящён рыбам, амфибиям и рептилиям. Наиболее насыщенный по количеству экспонатов и обилию видов — зал беспозвоночных животных. Знакомит почти со всеми основными группами этой категории животных: от простейших до насекомых.
— А с чего у вас тут эволюционный процесс начинается?
— Конечно же, с одноклеточных. Вот этими примитивными как бы существами у нас начинается экспозиция. Хотя они не так примитивны, как мы о них думаем. У них до такой степени все приспособлено для существования, что диву даешься. Вот посмотрите — фузулиниды. Одноклеточные существа, но такие большие, что их можно разглядеть без микроскопа.
— Это вот эти вот «зернышки» на камне?
— Миллионы лет этим «зернышкам»!
— И где вы все это находите?
— Окаменелости? В Жигулях. Жигули — это же известняк. А известняк — это осаждение древних морей. Вот видите — мел. А ажурные образования на нем — одноклеточные животные. Дальше у нас идут многоклеточные существа: губки, медузы, кораллы. И среди кораллов есть привезенные со знаменитого нашего Царева кургана. Царев курган — это атолл
— То есть тут было море?
— В каменноугольный период. Вот этот вот аммонит — с юга нашей области. Аммониты — это предки наутилусов (род головоногих моллюсков. — Ред.). Под метр в диаметре. И не на дне лежали, а плавали в толще воды. И было это 140 миллионов лет назад. Представлены у нас и современные формы моллюсков.
— И даже с жемчугами.
— Ну а тут — паразиты. И есть, как видите, человеческие. Еще при Флорове все эти препараты готовились. Я сам студентом на занятиях вскрывал аскарид. В перчатках, конечно, работали. У нынешних студентов этого нет.
— Ну и не надо. Гадость такая. Давайте лучше к морским ежам перейдем. К ракам, крабам. Как-то они мне милее. Это тот самый лобстер, который омар? Гигант!
— Бывают и крупнее. Приходит как-то в музей человек, представляется капитаном дальнего плавания, говорит: ваш — ерунда. Мы двухметровых ловили.
— Вот уж наешься!
— Ну а здесь у нас «родственники» лобстеров — тараканы. Тоже ведь членистоногие.
— Вот, кстати, о тараканах. Куда подевались? Клопов тоже как-то не видно. Я про домашних. Неужели правда сотовая связь всех сгубила?
— Ну почему, бегают. У некоторых и клопы есть. Не волнуйтесь. Какое-то воздействие, конечно, и сотовая связь на этого зверя оказывает. Но причина того, что вы его не встречаете, скорее в том, что народ химию начал мощную применять. Ну а что касается дикой природы, то как жили, так и живут. Видите, какие огромные. Есть у лобстера и «родственники» ядовитые — скорпионы, пауки. В Самарской области, между прочим, около 400 видов пауков. Здесь лишь малая часть. Самый крупный из пауков, конечно, тарантул.
— У нас, надеюсь, тарантулов нет.
— Есть, есть и тарантулы.
— Нет, Самара — это точно Греция! Но у вас, мне говорили, новая диорама. Вот еще несколько слов о ней.
— Риф. Мы давно хотели диораму рифа сделать — не хватало экспонатов. Но теперь у нас есть и риф. И вот видите — часть кораллов окрашена. Известны кораллы более 350 оттенков. Ювелиры особенно ценят чёрные (у нас и такой есть). Самые популярные — красные и розовые кораллы. И именно такие в диораме. Это кораллы живые. А рядом — белые. Мертвые. И диорама эта отражает проблему, очень актуальную на сегодня. Проблему так называемой белой смерти. Кораллы гибнут в большом количестве. А почему? А потому, что повышается температура воды, и кораллы, попросту говоря, варятся. Гибнут кораллы в неестественном количестве, и меняется окружающая их среда. Уменьшается численность рыб и прочих обитателей рифов.
— Кладбище.
— Да, рифы становятся кладбищем. Потому что растут кораллы очень долго. Несколько сотен лет.
У нас в вузе, кстати, есть человек, который занимается кораллами очень серьезно. Константин Сергеевич Ткаченко. У него много научных статей на эту тему. И он дайвингист и фотограф. И снимки в диораме — его.
— Но в музее вашем, насколько я знаю, работают не только студенты и ученые, но и школьники.
— 2000 посещений в год.
— И для неорганизованного посетителя вы открыты.
— С 10 до 16. В будни. В субботу до 13.00. Воскресенье — выходной.
— А вы знаете, я ведь о Дмитрии Николаевиче читала. Фигура удивительная! Мальчишкой (пятнадцати, по-моему, не было) ушел на Гражданскую, перенес контузию. А как зоолог где только не был! И в Англии, и на Гибралтаре, и в индийских джунглях, и в таежной глуши, и по полгода зимовал за полярным кругом. Борясь с вредителями кедра, первым в мировой практике начал опылять леса с самолета. Чудом выжил в страшной катастрофе («юнкерс», на котором Фло-ров совершал один из рекогносцировочных облетов, упал в тайге), но в результате применения этого метода спасения иркутского кедровника было уничтожено 96% личинок вредителя. Пишут, что и теоретик он был блестящий — обосновал, в частности, новую теорию происхождения тайги и ее фауны. А заведующим кафедрой у нас стал, победив в открытом конкурсе. И кафедра, как пишут, расцвела. А еще пишут, что лектором Флоров был редким. С других факультетов на его лекции шли. Из других вузов! На подоконниках сидели, на полу -столько было народу. И среди самарских зоологов до сих пор ходят крылатые флоровские фразы: «Если, гуляя по лугу, встретите корову о шести ногах, имейте в виду, товарищи студенты, перед вами — насекомое!» Или когда рассказывал об ольфакторной чувствительности: «Комар чувствует человека за 300 метров, а женщину — за 400». Широта интересов его тоже поражает. Он же не только зоологией занимался и коллекционировал бабочек. Он занимался этнографией, историей и собирал старинные предания и рукописные летописи. И у него и в этой области были опубликованные работы.
Комментарии
0 комментариев