Театр «СамАрт» привлек меня тем, что здесь все время какая-то стройка, развитие. Люблю, когда появляется что-то новое, бурлит жизнь. Есть возможность работать с разными режиссерами. Сразу после перехода сюда у меня были вводы в спектакли «Бумбараш», «Пер Гюнт», «Кот в сапогах», премьера — «Трехгрошовая опера». Потом наступил период коронавируса, и почти ничего не происходило. Сейчас вот опять жизнь кипит. Конечно, намного интереснее работать над созданием спектакля с нуля, а не вводиться в готовую постановку.
В период репетиций музыкального спектакля «Оливер Твист» много времени мы с хормейстером Натальей Герасимовой уделили поиску нужной манеры исполнения моего сольного номера Ноэ. Сначала пробовали академический вокал. Потом вместе с режиссером Алексеем Фроленковым пришли к выводу, что это должен быть речитатив, а не песня. Приятно, что какие-то мои актерские находки остались в спектакле. Например, прыжки на невидимой лошадке. Это позволило точнее передать образ героя, который вырос, но внутри остался инфантильным мальчиком. Мне, признаться, нравятся веселые, яркие музыкальные спектакли.
Как-то актеров театра собрали и спросили, кто хочет принять участие в учебной работе Анатолия Праудина, где процесс важнее результата, а будет ли спектакль по итогам — вообще не известно. Мне это показалось интересным. Мы прочитали повесть Антона Павловича Чехова «Моя жизнь», стали делать ассоциативные этюды на произведение. Потом каждый для себя решил, кому какие роли близки или интересны. Начали подбираться к ним. Анатолий Аркадьевич, просматривая этюды на двадцать минут, часто находил какую-то деталь, которую ты и не считал важной, и давал задачу разрабатывать ее. Или саму атмосферу. Неким подобием лоскутного одеяла все это складывалось в общую картину.
Анатолий Аркадьевич долго разговаривает с артистами, пытаясь донести свое мировоззрение и направить наш взгляд в ту сторону, с какой он воспринимает данное произведение. Чтобы мы и прониклись его взглядами, и привнесли нечто свое.
В итоге у нас сформировалось трио: Антонина Конева, Юрий Коннов и я. Чепраковы и их приказчик Моисей — олицетворение среды, с которой вступил в конфликт главный герой. Вообще многое из того, что мы пробовали в этюдах, ушло, но осталось самое важное, точное. Вершина айсберга, под которой много других проб, показанных в течение двух лет.
14 июня в новосибирском театре «Глобус», куда «СамАрт» приехал с гастролями, передо мной стояла задача сыграть ввод на Ляпкина-Тяпкина в спектакле «Ревизор». Было интересно и сложно. Новая площадка, звук уходил вверх. Пришлось быстро подстраиваться под ситуацию, буквально с одной репетиции в декорациях. Но я играл первый раз, и само отличие площадки не смущало — для меня в этом спектакле все было впервые. Хорошо, что мы с Сергеем Захаровым, исполнителем роли Городничего и ассистентом режиссера этой постановки, имели возможность заранее очень подробно разобрать внутреннюю жизнь героя. Я уже имел понимание самых главных моментов, больше волновался о технических вещах. Вообще судья — возрастной персонаж, равноценный по своему общественному весу городничему, и это в какой-то мере была роль на сопротивление. Непростая задача — полмесяца мне было о чем подумать перед сном.
Сначала в «Маугли» у меня был ввод на роль волка, потом Балу. Это командный спектакль, работает как часы. Все детали должны функционировать слаженно. Отношения между персонажами выстраиваются посредством пластики — это еще один вид эмоционального воздействия на партнера. Периодически играть такой спектакль — отличный тренинг для меня. И актеры, и режиссеры-постановщики Павел Самохвалов и Татьяна Наумова относятся к «Маугли» внимательно и трепетно. Балу мне близок тем, что я тоже по сути консерватор, стараюсь чтить традиции.
В «Уместный театр» в 2017 году я пришел, поскольку захотелось попробовать что-то новое. Поработать с другими режиссерами. Например, несколько месяцев репетировали пьесу Николая Коляды «Канотье» по ночам. Сделали почти половину. Но в какой-то момент режиссер Игорь Катасонов сказал: это все не то. Нужно переделывать. Я понял: в работе с Игорем первая и вторая пробы сцены — только начало, поиск, обычно остается третья или более поздняя. Это был один из немногих случаев, когда я почувствовал, что совершаю титанический труд над ролью.
После «Канотье» многое осталось у меня в глубине сознания. В этот момент я почувствовал настоящий театр. Служение искусству. Наверное, сложно этого не почувствовать, когда репетируешь до пяти часов утра.
Год назад мы выпустили первую часть спектакля «Стоит только замолчать» по мотивам романа Джесси Болла. Работа протекала достаточно сложно. Хотя изначально мы решили, что в этот раз точно не будем уходить в ночные репетиции, в конечном итоге опять отправлялись по домам в пять часов утра. Как так получается?
Хотели сделать вторую часть, но пока не можем подступиться. Все понимают, насколько это трудоемкий процесс. Актер должен следить за своими силами, уметь распределяться. Ты можешь самозабвенно репетировать всю ночь, но тогда ты днем в театре будешь зевать на спектакле и играть в полноги. Я считаю это недопустимо. Поэтому всему свое время.
Бывали спектакли, когда погружаешься в процесс настолько, что почти теряешь связь с реальностью. Например, когда репетировал Ромашова в «Поединке» в театре «Камерная сцена», депрессивная атмосфера поглотила меня настолько, что все стало валиться из рук. Когда пробовал делать там князя Мышкина — Софья Рубина ставила отрывки из «Идиота» — мне этот персонаж оказался очень близок. Не в том смысле, что я присваиваю его святость. Просто мне тоже часто хочется раскрыть окружающим глаза на то, что они поступают неправильно. После того как я глубоко погрузился в работу над ролью Льва Николаевича, у меня в целом мышление поменялось. Как-то общался с коллегой из Уфы, который также играл князя Мышкина, и он поделился, что с ним произошло то же самое. Этот герой меняет что-то в твоем мировоззрении. Мышкин видит, что окружающие ведут себя к гибели своими действиями, но не может поменять ничего, поскольку его не хотят слышать.
Если говорить о том, как театр влияет на личную жизнь, то на сцене часто приходится расшатывать свои эмоции. Устаешь от этого. И в обычной жизни стараешься, наоборот, абстрагироваться от чувств, которые человеку свойственны. Вместо того чтобы переживать ситуацию и показывать эмоции, просто подмечаешь чужие и свои ощущения от происходящего. Наблюдаешь за другими иначе. Все идет в копилку. Это становится инструментом твоего труда.
Фотографии: из личного архива героя публикации
Люди
Люди
Комментарии
0 комментариев