«Расстрел — не наш метод»: министр культуры Татьяна Мрдуляш о стереотипах, советском прошлом и совриске

В декабре 2020 года Татьяна Мрдуляш написала на своей странице в фейсбуке “ушла сама, не «от», а «к»”. Так она описала свой уход с поста заместителя директора по развитию Государственной Третьяковской галереи в Москве, после чего в феврале 2021 года она была назначена на пост министра культуры Самарской области. И кажется, это должно означать новый этап в культурной жизни города — sgpress.ru пообщался с Татьяной Павловной о современном искусстве, будущем фестивалей и о том, как воспитать в людях любовь к прекрасному.

— Впервые вы были в Самаре в 2018 году. Что вы здесь делали?

— Я была здесь в связи с открытием филиала Третьяковской галереи в Самаре, в 2018 году было принято решение, инициированное Александром Хинштейном. Филиал в итоге был открыт в 2019 году, потом он приобрел собственное временное место на улице Фрунзе.

— Кроме «Третьяковки» что вы знали о Самаре?

— Глобально мне было понятно, что Самара — это крупный город-миллионник на Волге. Во время своих визитов в Самару я посещала разные музеи и смотрела, что в области культуры здесь есть, потому что нужно понимать местный контекст, чтобы делать здесь Третьяковку. Еще я узнала тогда хороший стереотип о том, что Самара — «город-курорт»: это неочевидная вещь. Но действительно, когда попадаешь сюда летом, никаких сомнений не остается, хотя и на первый взгляд этот тезис кажется оксюмороном. Ну, и «Самара космическая» — этот стереотип усиливается благодаря одноименному музею. Ракета рядом со зданием и сама экспозиция музея говорят о том, что космос здесь знают и любят.

— Меня очень обрадовало назначение Андрея Кочеткова на должность директора музея Алабина. Как вы видите развитие этого музея?

— В современном мире музеи — это не просто хранилища предметов или собрания артефактов. Это работа с сообществом, взгляд на современность, работа по осмыслению того, кто мы, откуда и куда идем. И в этом смысле краеведческие музеи сегодня в России — это очень сложные многопрофильные институции. То, что музей Алабина немножко замер в прошлом, дает ему хорошее пространство для маневра и рывка, который сейчас должен произойти в его развитии. Запланировано большое вложение в инфраструктуру здания, в этом году будет проектирование. В 23-24 годах, надеюсь, будет капитальный ремонт и реновация.

Придумать музей таким, каким он должен открыться в 2024-2025 году — это большая, сложная задача, отчасти мечта, суперамбиция. Важно, чтобы была связь с разными людьми: экспертами, посетителями, для которых будет делаться этот музей. Музей Алабина должен быть главной точкой знаний об этом крае как для горожан, так и для туристов. Это важный музей с большим потенциалом, поэтому я надеюсь, что у него большое будущее. У нас вообще большие планы по развитию областных музеев — Алабина и Художественного.

Еще в Самарской области все очень хорошо с библиотеками. Есть люди, которые восхищаются московскими библиотеками — так вот они просто не были в библиотеках Самары. Серьезно: приезжаешь в город Сергиевск, а там потрясающая модельная библиотека, сделанная по нацпроекту, и сделана очень хорошо. Библиотеки — новые центры культуры, они сейчас есть и в селах, и в поселениях. Это некое третье место, куда люди приходят после работы или учебы, это пространство для общения, где происходит много интересных событий. 

— Я недавно посетила выставку «Передовой отряд» в Художественном музее. Меня вот что удивило: экспозиция и идея с серпом и молотом понравилась, но там сидит бабушка, которая огрызается на всех, запрещает фотографировать и приближаться к картинам, ходит за всеми, как цепной пес.

— Да, мне жаловались на эту бабушку. Мы с директором музея проработали этот вопрос, бабушку перевели в другую экспозицию.

— Как вы думаете, как бороться с таким советским прошлым? 

— С ним невозможно бороться, с ним надо работать. Расстрел — не наш метод, мы все-таки в культуре. И в культуре бывают проблемы с культурой, это не зависит от того, где человек работает. Это зависит от выстроенных процессов и ценностей, которые ему транслируются. Я про эту бабушку довольно поздно узнала, сразу позвонила директору музея. Она поговорила со всеми смотрителями, а после получила от меня задание проработать культуру общения с посетителями. 

Понятно, что когда сотрудники видят меня или Аллу Леонидовну Шахматову, они сразу ведут себя прилично и вежливо, поэтому мы можем не знать о проблеме. Надо выстраивать бизнес-процессы и правильный контроль, налаживать поощрение тех, кто хорошо работает — и это касается любых вещей во всех институциях. У нас в театрах такая же проблема: зачастую не считают нужным и важным проявить заботу, внимание и элементарную вежливость к посетителям. Будем с этим работать.

— Кажется, что музей Алабина и Художественный остались в одном времени и застряли в нем. Нужно ли их подводить к чему-то более современному, добавлять интерактивность или нужно прививать людям интерес к тому, что есть сейчас?

— В Самаре почему-то есть предубеждение, что современный музей обязательно должен быть интерактивным. Это не так. Современный музей — это, прежде всего, разный музей. Художественный музей и музей Алабина не нуждаются в большом количестве интерактива: он может помогать раскрывать какие-то смыслы, давать дополнительную информацию, вовлекать и делать более интенсивным общение с некоторыми категориями аудитории. Более того — все технологические экспонаты устаревают гораздо быстрее, чем мы успеваем ими насладиться. В этом смысле искусство и шедевры вечны.

Даже современное искусство — если прошло профессиональный отбор, то оно попадет в историю. Сейчас проходит выставка «Ленин. Предметы», один из экспонатов — костюм Куйбышева. Это артефакт, который не нужно пытаться перевести в интерактивный формат, весь его смысл и ценность видны только вживую. Другое дело — как мы можем получать про него информацию. Кому-то удобен аудиоформат, который можно прослушать в наушниках, кому-то лучше прочитать этикетку, кому-то — зайти на сайт музея и прочитать про отдельные экспонаты. Все эти способы получения информации должны быть доступны, и сама информация должна быть понятна и интересна разной аудитории. В этом смысле мне очень понравился краеведческий музей Тольятти — там разные уровни информации и погружения в нее как в дизайне, так и в воплощении. У разных экспонатов можно открывать окошки, ящички, слушать аудио — таким образом ты сам выбираешь уровень погружения. 

— Когда мы учимся в школе, нас водят вместе с классом на выставки. А как привить любовь к искусству людям, которые уже вышли из школы и/или университета и живут своей жизнью?

— Отвечая на этот вопрос, я всегда привожу в пример старое советское исследование. Один из его выводов —  человек будет ходить в музеи во взрослом возрасте, если он ходил туда в детстве. Ни уровень образования, ни доход, ни отрасль работы не влияют так же сильно. Поэтому я всех призываю водить детей в музеи. Это привычка — соприкасаться с прекрасным, смотреть, думать и находиться в одном пространстве с красивыми и важными вещами. 

Еще я много раз слышала от людей реплики вроде «не понимаю современное искусство, оно мне не нравится». Это во многом от отсутствия привычки и насмотренности. Если человек будет хотя бы раз в пару месяцев ходить на выставку современного искусства, смотреть, даже не пытаться полюбить, то через некоторое время он начнет получать удовольствие и понимать такое искусство. Так с любым знанием. К сожалению, школьная программа заканчивается на искусстве XIX века, и мы никак не захватим XX век с его пластикой и художественными языками. Да, это недостаток нашего системного образования, но если есть желание и интерес — можно развить эти навыки.

— Если бы вам дали выбор между музеем Пушкина и «Гаражом», куда бы вы пошли?

— Сейчас в Пушкинском музее замечательная выставка Билла Виолы — это интересный художник современности, хотя мы понимаем, что он апеллирует к традициям Возрождения. И они нам всем близки — потому что Возрождение уже глубоко в нашем культурном коде. Если вам нравится Пушкинский музей, то вам наверняка понравится и искусство этого автора и видеохудожника, но это совсем не значит, что вам понравится современное искусство в «Гараже». Отвечая на ваш вопрос, я между Пушкинским и Гаражом выберу, конечно, Третьяковку. Но это личное.

— Давайте немного отойдем от музеев. Сейчас очень много в городе арт-кластеров, причем пару лет назад их почти не было. Есть «Дом 77», «8 студий», строится «Отрада» — как власть планирует с ними взаимодействовать?

— Мы в контакте с ребятами, но надо понимать, что это частный бизнес. У них свое видение и своя концепция. Здорово, что они есть. Я считаю, что такие вещи должны появляться с четкой бизнес-моделью. В арт-кластерах люди делают очень творческие вещи, но если они хотят их коммерциализировать, то им нужно оформляться официально — это иногда выбивает их из колеи. У Минэкономразвития очень много инструментов для помощи начинающим предпринимателям, они помогают правильно вести бизнес, в том числе творческим людям. 

— В прошлом году прошел фестиваль Samara Ground. Многие жители города восприняли это как вандализм. Как вы относитесь к уличному искусству, и как работать с такой реакцией?

— Это как ребенку купить самокат, а он плачет, потому что хотел велосипед. Стрит-арт — это ни в коем случае не вандализм, особенно когда он продуман, спроектирован и правильно сделан. Главный путь работы с этой реакцией — обсуждать заранее с людьми. Не бывает так, чтобы всем все нравилось, но проговоренный проект будет лучше восприниматься сообществом. 

Вот с музеем Алабина провели эксперимент. Мы позвали лидеров мнений: архитекторов, урбанистов, художников, арт-критиков, журналистов, музейщиков, театральных людей. Предложили им подумать над будущей концепцией музея. Было две группы: одна обсуждала идеи по поводу будущего функционала, вторая — о концепции экспозиции. Нашли интересные идеи, возьмем их на вооружение. Потом будем говорить с представителями аудитории — туристами и горожанами. Так наша культура станет более понятной и популярной, а люди будут чувствовать сопричастность.

— Я вижу, что вся молодежная культурная тусовка сейчас крутится вокруг галереи «Виктория» — мне и самой туда интересно ходить. Как сделать так, чтобы нам было интересно еще и классическое искусство? 

— Я думаю, только самим привыкать ходить и смотреть. Классика мирового искусства никогда не выйдет из оборота. У человека бывают в жизни периоды, когда ему интересно все новое, когда хочется оторваться от того, что видели его бабушки и дедушки. Но этот период, как правило, завершается успокоением и возвращением к классике. Очень приятно в разном возрасте перечитывать Толстого — то, что мы читаем в «Войне и мире» в 17 лет, — это вообще не то, что мы в нем прочтем в 25 или 35. В классике заложено нечто важное для всех, оно накладывается на личный опыт.

— А как вы относитесь к такому искусству, как в «Виктории» — балет с обнаженными людьми, например.

— Хорошо отношусь. Если художники это делают, значит, это кому-нибудь нужно. Иногда выставки не для всех: среднестатистическому зрителю, который выделяет себе один раз в год время на музей — ему не надо идти на эти выставки. А экспертному сообществу это будет интересно. Надо пробовать, не бояться экспериментов, развивать площадки, выставочные программы и относиться к этому спокойно, пытаться понять. Конечно, важно оставаться в рамках действующего законодательства.

— «Виктория» — частная галерея. Есть ли смысл создавать кластеры современного искусства от государства?

— Я не вижу смысла разделять на частное, государственное и муниципальное. У нас единая система. Вряд ли вы как посетитель задумываетесь о том, в какой музей пришли — частный или муниципальный. Об этом и не надо задумываться. Я же не могу ответить на запрос о «Самаре Космической», мол, «это город управляет, обращайтесь к Татьяне Викторовне Шестопаловой!». Нет, культура и город едины. Моя задача — чтобы каждый житель чувствовал себя в культурном контексте, чтобы ему было интересно.

— У нас есть «ВолгаФест», а музыкальных фестивалей почти нет. Есть ли смысл их делать?

— Мы с вами сегодня в гостях у Андрея Кочеткова (интервью проходило в музее Алабина. — Прим. ред.), арт-директора «Метафеста», есть Грушинский, есть фестиваль Шостаковича.

— Я имею в виду массовую музыку. Раньше у нас был «Рок над Волгой»…

— Организаторы в этом году от него отказались сами из-за пандемии. Если горожанам не хватает какой-то музыки, они могут предложить фестиваль, и мы идею рассмотрим и поддержим.

— Есть ли вообще запросы на создание новых фестивалей?

— На «ВолгаФесте» очень активная современная музыкальная программа, Грушинский мы тоже сейчас стараемся развить и взбодрить, но в то же время мы понимаем, что это своя история и свои традиции. Еще есть фестиваль Шостаковича, «Тремоло», «Академия Башмета», фестивали народного творчества. Мои фавориты — хор Петра Милославова, я под впечатлением. Вот вы говорите, что чего-то не хватает, а в моем представлении календарь очень плотно забит событиями.

— Мне, к сожалению, не очень интересно идти на фестиваль Шостаковича, поэтому я интересуюсь конкретно фестивалями для молодежи.

— В этом году фестиваль Шостаковича мы будем переформатировать и делать более интересным. Но ваша позиция не совсем правильная — у вас есть запрос на культуру, но погружаться в ту, которую вам предлагают, вы не хотите. Мне кажется, надо быть более открытым, в том числе чтобы расширять кругозор и познавать разное искусство. Я уверена, что у самарской публики есть и уровень понимания, и традиции высокой культуры.

— И последнее. Что делать с тем, что молодые художники уезжают в столицы?

— Они уже возвращаются. Недавно провела встречи с Андреем Сяйлевым, Сашей Во и супругами Коржовыми. Сейчас современное искусство — это постоянное передвижение, это обогащает опыт людей, раздвигает их границы. 

Страничка истории

«Самарская Газета» была основана антрепренером самарского театра Иваном Новиковым. Все доходы, приносимые ею, поначалу использовались исключительно на театральные дела. В 1894 году Новиков продал «Самарскую газету» местному купцу Костерину. Новый издатель привлек к сотрудничеству в ней ряд прогрессивных журналистов.

С февраля по декабрь 1894 года в газете работал писатель Евгений Чириков. Здесь он печатал свои небольшие рассказы, фельетоны и «Очерки русской жизни» за подписью Е. Валин.

В «Самарской газете» начиналась литературная карьера Максима Горького. Он приехал в Самару в 1895 году по совету Владимира Короленко никому не известным писателем. Сначала вел отдел «Очерки и наброски», а затем и отдел фельетона «Между прочим». С марта по октябрь 1895 года был редактором. На страницах «Самарской газеты» опубликовано свыше 500 различных его публицистических произведений и свыше 40 рассказов.

С 1896 до начала 1900-х годов в газете работал Скиталец (настоящее имя — Степан Гаврилович Петров). Он продолжал эстафету, принятую от Горького — вел отдел фельетона «Самарские строфы», печатал свои стихи.

На страницах газеты в разные годы печатались Николай Гарин-Михайловский, Алексей Бостром, критик Василий Чешихин-Ветринский. Сюда присылали свои произведения Владимир Короленко, Александр Куприн, Дмитрий Мамин-Сибиряк. С 1894 года в «Самарской газете» начинает работать Николай Ашешков, известный своими народническими взглядами. На страницах издания появляются серьезные экономические статьи. К этому времени относится начало творческого пути Александра Смирнова. Он пишет литературно-критические материалы, театральные рецензии, выступает и как поэт, работает над очерками по истории Самарского края.