Эта девочка могла бы делать деньги в «нефтянке», но она служит искусству. Практически даром. И о выборе своем не жалеет Катя Беляева – научный сотрудник Самарского художественного музея. Всего несколько месяцев, но свою причастностьк большому искусству ощущает в полной мере. Выпускница СамГУ, она работает в отделе культуры Самары. Кроме нее здесь еще только один специалист — заведующая отделом Анна Кухарева, поэтому трудится Катя не только в будни, но и в выходные. Вот и в воскресенье – на работе. Ее кабинет на улице Венцека. В старинном особняке. Когда-то особняк этот принадлежал самарскому купцу Шихобалову. Теперь – Самарскому художественному музею, и хрупкая Катя выглядит совсем беззащитной под высоченным потолком здания с вековой историей. Родился начинающий научный сотрудник СХМ в городе нефтяников Отрадном. И вся ее семья – в нефтяной промышленности. Но мама в свое время читала много хороших книг и дочери привила хороший вкус. И, может, как раз поэтому дочь и замыслила связать свою профессиональную жизнь не с популярной ныне «нефтянкой», а с культурой. А специальность выбрала, скорее, интуитивно. Приехала в 2003-м «сдаваться» в СамГУ, а в приемной комиссии – Виктор Долонько. Заведует в университете лабораторией социокультурного проектирования и, как говорят люди знающие, убедит кого хочешь в чем хочешь. Вот и Катю убедил, что без менеджеров в сфере культуры никак. И сегодня она сама готова убеждать в этом кого угодно. «Восьмиклассниками, — вспоминает, — возили нас на экскурсии в Самару и предлагали такой стандартный набор. Кушать вели в «Макдоналдс», в «Звезду» — смотреть хитовый блокбастер, а искусством наслаждаться – в «Радугу», где с шедеврами знакомят, как известно, через репродукции. Вот и весь культпоход. Так что в университете я наверстывала». Пять лет Катя изучала теорию и практику культурологии и посещала театры, музеи и галереи. Из самарских посетила все. И это ее сориентировало окончательно и бесповоротно. «Прежде, — рассказывает, — мне казалось, что искусство… большое искусство – это то, что очень далеко от человека, который живет обычной жизнью. Пять лет — в Самаре, и стало понятно, что все это близко. И самое главное – близко мне». И так, Самарский художественный. Работу в главном хранилище вечных ценностей Катя получила, как в старину говорили, по протекции. Проходила в музее практику, и один из сотрудников рекомендовал стажера в качестве штатного специалиста. Катю очень устроил такой поворот событий. «Конечно, прийти к музейному руководству, — поясняет она, — я могла и без рекомендации. И меня, возможно, взяли бы. Но могли направить в какой-то другой отдел. Экскурсионный, например. Мне же хотелось что-то в духе моей дипломной работы — я писала о центрах современного искусства. Рекомендатель же мой наблюдал меня в деле, знал, на что я способна и что меня интересует более прочего, и в результате я оказалась именно там, где хотела, — в отделе культуры Самары. По сути, это еще один музей. Музей, где проходят выставки современных художников. Причем не только самарских. В мои обязанности входит все — от подготовки и проведения тех же экскурсий до организации лекториев. И это, кстати, очень важная сторона музейной жизни – лектории. Дело в том что многие даже не знают о существовании филиала СХМ на Венцека. И несмотря на то, что план по посещаемости (а это около1000 посетителей в месяц) отдел культуры Самары выполняет, популяризация, или, как сейчас говорят, продвижение, крайне необходимо. Так что мы постоянно читаем лекции и устраиваем встречи с художниками. Это непросто, но мне нравится». «Вообще с первых дней работы ощущения самые радостные», — делится юный музейный менеджер и ведет меня в запасники знакомить с другими «факультативными» идеями СХМ. В одной из комнат — картонные куклы. Их несколько десятков. У каждой — лицо участника проекта «Жигулевский Барбизон». Четвертый год молодые художники, актеры, фотографы и литераторы собираются в Ширяево глотнуть, так сказать, вдохновения на берегу Волги. Официальное название проекта – творческие мастерские-лаборатории, а эффект широкого, если так можно выразиться, охвата. Творцов «Барбизон» обогащает свежими идеями, музеи и галереи — новыми экспозициями, а школы искусств — молодыми кадрами (многие из участников нашего «Барбизона» становятся преподавателями). «И есть, — продолжает этот свой экскурс Катя, — еще одна замечательная, на мой взгляд, идея. Принадлежит она директору музея Галине Рябчук и заключается в том, чтобы обустроить в музее на Венцека специальную площадку, мы ее называем арт-подвал, где можно было бы в уютной атмосфере послушать музыку, посмотреть спектакль, провести мастер-класс». «Выходит, о выборе своем ты не жалеешь?» – спросила я, когда мы прощались. «Жалею, — был мне ответ, — лишь об одном. О том, что в свое время не поступила в художественную школу. Желание учиться рисованию — просто огромное. Да и способности вроде бы есть. Поэтому сейчас вновь наверстываю упущенное. Анна Кухарева прямо у нас в музее учит детей рисованию. Ну, вот и я вместе с ними учусь».
«Актерский дом» — единственный в России многожанровый театрО его особенностях и планах на будущее рассказывает председатель Самарского отделения СТД, заслуженный артист России Владимир Гальченко. Дом актера на Вилоновской, 24 — не только официальная «резиденция» Самарского отделения Союза театральных деятелей России. Уже более трех лет это еще и театральная сцена. — Как вдруг возникла идея нового театра в Самаре?- У каждого человека, особенно творческого, есть заветное желание. У актера это чаще всего мечта о несыгранной роли. Наша профессиональная жизнь, к сожалению, сильно связана с возрастом. Годы идут, артист «взрослеет», и с какими-то ролями ему приходится распрощаться навсегда. Одна из задач театрального Союза — помочь актерской мечте осуществиться. О создании подобного театра говорили давно. Ивот он появился. Аназван «Актерским домом» по двум причинам. Во-первых, это перекличка с местом, где театр находится, а во-вторых, слово «дом» в данном случае надо понимать в истинном его значении. Здесь мы с коллегами общаемся, знакомимся с новичками, провожаем в последний путь ушедших из жизни товарищей. Это по-настоящему наш дом. Имы хотим, чтобы зрители приходили сюда как желанные гости. — «Актерский дом» прежде всего — актеры или все-таки режиссер?- Артист — всегда главный человек в нашем деле. Театр возник еще в Древней Греции, а профессии режиссера всего 100 лет. ИКонстантин Станиславский, и Михаил Щепкин, и основатель русского театра (которому, кстати, уже 270 лет!) Федор Волков — все они были артистами. Откуда возникла режиссерская профессия? «Товарищ мой Вася, сядь в зал, посмотри на нас со стороны». Хотя, конечно, «Актерский дом» существует не только для артистов, но и для режиссеров, которые хотят выразить себя посредством сцены.Механизм очень прост. Приходит к нам в Союз режиссер или актер со своей задумкой. Выслушиваем человека, обсуждаем идею спектакля. Как только состоялся творческий «сговор», определяем постановочную группу. Потом театр «одевает» персонажей — шьет им костюмы и строит декорации. Проходит три премьерных показа. Если замысел создателей находит отклик у самарских зрителей, то спектакль остается в афише. Если вдруг нет, объясняем: «Коллега, у вас была минута славы, но увы…» Получается, что зритель сам определяет афишу. Иэто ему, думаю, очень интересно.- Акто у нас зритель? — Тот же, что и в других театрах. Ведь в «Актерском доме» представлены почти все театральные коллективы Самары. Анаша публика любит ходить, что называется, «на артиста». Это лишнее подтверждение тому, что у нас театральный город. Кстати, во всех городских театрах спектакли начинаются в шесть часов вечера, а в «Актерском доме» — в семь. Если человек, например, с нашим билетом по привычке завернет в драму, у него будет целый час, чтобы дойти до Дома актера.- Мечта — это, конечно, хорошо, но, к сожалению, не всегда можно найти средства на ее воплощение… Как финансируется ваш «малый» театр?- Он находится на полной самоокупаемости, его никто не дотирует. Союз театральных деятелей одолжил «Актерскому дому» денег, чтобы помочь выпустить первый спектакль — «Сконапель истоар» по «Мертвым душам» Гоголя. Позже тот деньги вернул, а потом уже начал их сам зарабатывать: и на афиши, и на программки, и на зарплату артистам и режиссерам по договорам… Правда, Союз предоставляет театру сцену безвозмездно — ведь это все-таки наше «дитя».- Свою актерскую, или, может быть, режиссерскую, мечту вы не планируете воплотить на этой сцене?- Нет. Иэто принципиальное решение. «Актерский дом» создавался при моем непосредственном участии, не хотелось бы его использовать в личных целях.- Ну а что с репертуаром?- «Актерский дом» — единственный в России многожанровый театр. Есть и кукольные постановки, и пластические, и разговорные истории. Была даже своя опера «Служанка-госпожа». Вчетвертом сезоне мы выпустили знаменитую пьесу Григория Горина «Забыть Герострата». Эта пьеса написана в 60-е годы и как любая политическая должна была умереть. Но этого не случилось. Популярность ее у зрителей (на февраль уже нет билетов) вызывает у нас двоякое чувство. С одной стороны, мы рады, что эта замечательная работа вернулась на сцену. Ас другой — очень грустно от того, что ничего в нашей стране с тех пор, по большому счету, не изменилось.- В заключение, как всегда, о планах…Есть несколько проектов. Спектакль по рассказам Аверченко будет ставить Екатерина Максимова (режиссер из Санкт-Петербурга, которая делала у нас «О вреде табака» по Чехову). Также имеем в виду хорошую пьесу «Эти свободные бабочки», рассчитанную на молодую аудиторию. Над ней работает самарский постановщик Оксана Штанина. Надеюсь, эти задумки осуществятся. Иприглашаю всех самарцев к нам в гости
В преддверии зимнего фестиваля о его и своей истории нам рассказал солист Грушинского трио О Валерии Грушине …Валера утонул в августе 1967- го. Мы долго его искали – до 7 ноября, пока по реке не пошла шуга, но так и не нашли. А на следующий год наши товарищи во главе с Виталием Шабановым отправились на место трагедии, чтобы установить там памятник. В память о друге в 1968 году мы провели первый фестиваль, совместно с политехническим институтом и туристами города. Ведь Валера был личностью незаурядной и широко известной в туристских кругах. Фестиваль прошел в центре Жигулей. На следующий год решили найти другое красивое место, до которого было бы удобно добираться. Нашли подходящее в Мастрюках. На озере установили сначала сцену-плот, а потом уже и знаменитую гитару. «Поющие бобры» В этом трио пели Валерий Грушин, Вячеслав Лунев и я. Сначала нас называли «Веселые бобры», потому что мы исполняли много веселых песен. Потом их запас как-то иссяк, в репертуаре появились лирические композиции. И мы стали называться Поющими. А Бобры – потому что, во-первых, по сути и были похожи на бобров – трудяги, туристы-водники, а во- вторых, ходили в модных в то время толстых свитерах. После гибели Валеры мы пели некоторое время с Володей Кривцановым, тоже студентом авиационного института, но потом жизнь нас разбросала. Грушинское трио После большого перерыва в творческой деятельности я обратил внимание на прекрасный коллектив – квартет клуба им. Грушина. Так получилось, что там оказалось вакантным место мужского голоса, и я, к большой своей радости, стал петь с ребятами. Годы шли, и в конечном итоге мы остались с Ольгой Ермолаевой и Александром Исаевым и превратились в трио. На одном из фестивалей немецкие гости пригласили нас выступить в Германии. И тогдашний ближайший отпуск мы использовали для поездки в эту страну. Там нас называли Грушин трио. Самарским зрителям понравилось, и с той поры мы стали Грушинским трио. Нам посчастливилось в течение двадцати лет открывать грушинские фестивали. Начиная с 1984 года мы с ребятами ежегодно даем большие, ставшие уже традиционными концерты в Самаре, гастролируем по другим российским городам. Дважды выступали перед любителями авторской песни в Америке и Канаде. Недавно, кстати, нам позвонили и опять пригласили на гастроли в США. Приятно, что и на далеком континенте нас помнят и ждут. О зимнем Грушинском Фестивалю уже лет тридцать. Он появился, потому что год казался всем любителям авторской песни слишком большим сроком для ожидания встречи с друзьями. В то время зимний Грушинский был несколько другим. Сейчас все гости разъезжаются по гостиницам и вечерами устраивают в номерах концерты для тесного круга слушателей. А раньше мы вставали на лыжи, переходили на ту сторону Волги. В Жигулях ночевали в какой-нибудь избушке, пели песни у костра. Теперь же людям нужны комфортные условия, удобства. В прежние времена было проще – поставил палатку, «включил» костер и «…пой песню, пой…». Что же дальше? Считаю, что на нашем фестивале могут присутствовать и рок- исполнители. В разумных пределах, конечно. Эта музыка ближе и понятнее молодежи, не стоит закрывать глаза на тенденции времени. Ведь можно через Шевчука и «ГрАссмейстера» говорить о вещах, которые нам близки и дороги. Виталий Шабанов, ветеран– организатор фестивалей, в книге, посвященной Грушинскому, еще двадцать лет назад писал: «В чем сила фестиваля? В возможности провести, как сейчас говорят, «всесоюзную песенную тусовку»? Вряд ли. Дело, думается, в туристской его сути. Фестиваль не может быть сам по себе, как не может быть само по себе любое живое дело. Он неотделим от туризма как вида спорта или просто отдыха». В наше время ситуация, конечно, изменилась: и зрители, и исполнители порой не имеют никакого отношения к туризму. Но тем не менее организаторы ставят палатки, организуют кострища, проводят спортивные мероприятия, фотовыставки. Уцелело туристическое ядро фестиваля, которое и сохраняет его особую атмосферу. Это люди, которые с удовольствием берут рюкзаки, едут за тысячи километров, сплавляются по горным рекам и «рубят ступени», как пел Высоцкий. Нельзя сказать точно, сколько лет будет существовать Грушинский. Но, думаю, долго. По крайней мере, пока фестиваль пестуют люди, сохраняющие его истинный дух, их сподвижники. Сейчас это – Грушинский клуб, его президент и те, кто лично знал Валеру. Учился с ним, дружил, ходил в походы и пел песни у костра.
Парни просто сочиняют музыку, но называют себя уникальными Стадионов они не собирают, и толпы фанатов у них нет. Их музыку и модной назвать нельзя. Группе «Риволи» в марте исполнится год, а песен у них – на целый альбом. Играют они, как сами говорят, «шумный» рок. Поют обо всем, что могут видеть и чувствовать двадцатилетние парни. Об амбициях, заставляющих верить в то, что из андеграунда можно вырасти до законодателя мод, рассказывают Леня, Вова и Николай. «В каморке, что за актовым залом, репетировал школьный ансамбль…». Строчка из известной песни пришла на ум, когда мы с гитаристом группы «Риволи» Леонидом подходили к репетиционной базе. Думаю, не все имеют представление о том, где репетируют настоящие и будущие герои самарской музыкальной сцены. Череда гаражей, каждый из которых пронумерован. Из каждого доносятся переборы электрогитар, от низких частот баса дрожат стекла у стоящих рядом машин. Внутри каждого такого гаража – два этажа и три-четыре комнаты с аппаратурой. Стены обиты звукоизоляционными материалами, но это мало помогает: комнаты проходные. Люди с инструментами снуют туда-сюда. Но музыканты, как кажется, друг другу не мешают. Они уже научились слышать друг друга в шуме и гаме. Привыкли к тому, что одни, к примеру, играют фолк, а другие – агрессивный рок. У них просто нет другого выхода: личная репетиционная база – невиданная роскошь, в этих гаражах – треть самарских музыкантов и тех, кто называет себя таковыми. Время – деньги. На сегодняшнюю репетицию отведено два часа. Поэтому, пока мы ждем Колю и Вову, Леня сразу приступает к делу: настраивает гитару и микрофоны, пододвигает ближе обогреватель: на улице – минус двадцать пять, а гараж не отапливается. Подтягиваются остальные. Группа «Риволи» в сборе. Все трое – абсолютно разные люди. У Коли ярко выражены лидерские задатки. Он стал заниматься музыкой, потому что только в этом увидел свое будущее. Не все из его окружения верят в такую перспективу, но Коля упрям. Леня взял в руки гитару, когда впервые увидел и услышал группу Franz Ferdinand, — захотелось быть, как «те ребята из телевизора». Три года фанатично играл, потом познакомился с Николаем. Играли в разных группах, потом решили создать свою. К уверенности Николая и настойчивости Лени скоро подключилось спокойствие Владимира. …Час репетиции пролетает незаметно. Характеры парней проявляются и в их игре. Но в отличие от лебедя, рака и щуки из известной басни, двигаются они в одном направлении. И довольно успешно. Первую демо-версию песен записали больше полугода назад. Теперь качество записи их не устраивает: за это время ребята «подчистили» мелодии, стали профессионально учиться вокалу. Осталось накопить денег на новую запись. — А музыке вы никогда не учились профессионально? Николай: Неплохо выучить музыкальную грамоту, чтобы знать, чем ты вообще занимаешься, как в теории выглядит музыка. Но лучше учиться самому. Все великие – самоучки-новаторы. А музыкальной школой можно вообще отбить желание заниматься творчеством. Леонид: Наш преподаватель по вокалу говорит, что полезно знать, как правильно извлекать А и О, чтобы делать это все равно по-своему. Процесс создания музыки всегда меня интересовал. Сама не видела, но ребята рассказали, что это довольно занимательно. Николай: Бывает, что у нас заранее нет ничего определенного в голове. Мы с Леней берем гитары, Вова задает ритм. Можем спеть что-то в микрофон. Ничего не записываем, только запоминаем. А если что-то не запомнится – значит, это не так уж важно. Бывает, что кто-то из нас приносит готовую песню, а остальные уже придумывают свою партии. На постылый вопрос «к какому стилю вы себя относите?» ребята отвечают, что ни в какие рамки себя загонять не хотят. «Музыка без начинки, но с красивой оберткой – не для нас. Нам все равно, что нужно массе сейчас, — говорят парни. — И вопрос не в том, какими мы хотим быть: модными или нет. Мы хотим быть законодателями мод. Все законодатели моды поначалу были в андеграунде. Но рано или поздно становились первыми в своем деле. А пока же мы шумно играем рок и нам это нравится». Тексты и музыка «Риволи» действительно самобытны. В Самаре много коллективов, которые играют в стиле танцевального рока, инди-попа. Музыка веселая и уже привычная, но этих троих парней с их философией под эту гребенку зачесать не удается. Вот Колю порой вдохновляют на творчество произведения Лермонтова и Блока. Много ли у современных групп образов, взятых у писателей-классиков? Репетиция заканчивается. И нас уже теснят следующие музыканты. Через пять минут студия будет принадлежать им. Но тут во всем гараже гаснет свет. В голове как в калейдоскопе мелькают жуткие мысли – сейчас что-то загорится. Выход только один, он далеко, а концентрация людей на квадратный метр слишком высока. Свет тут же включается, и музыканты как ни в чем не бывало берутся за инструменты. «Такое случается», — поясняют мне. Музыка делается в экстремальных условиях. И вообще трудностей хватает. И четырех часов в неделю недостаточно, чтобы результат был еще весомее. И финансы подчас поют романсы. Даже среди близких людей ребята не всегда находят поддержку. Вот, к примеру, родители Вовы его занятия музыкой несправедливо причисляют к пустой трате времени. Но вот о чем ребята пока не беспокоятся, так это о собственном продвижении в массы. «Мы сначала должны стать музыкально совершеннолетними, а уже после этого думать о рекламе», — здраво рассуждает Леня. Так что к цели своей ребята движутся небольшими шажками. Но, думаю, упорство и талант помогут им добиться успеха. «Вот такая вот музыка. Такая, блин, вечная молодость…», как поют Чиж и КО.
