Кузьма Петров-Водкин: первый ученик самарской художественной школы

Рассказываем о самом талантливом и, без преувеличения, великом живописце нашей страны, который получил путевку в жизнь в Самаре.

Кузьма Петров-Водкин — великий русский и советский художник. И первый ученик самарских классов живописи и рисования Федора Бурова на улице Заводской — сейчас это Венцека, дом купца Жильцова. Здесь началось формирование Петрова-Водкина как живописца, здесь он получил основы не только художественного мастерства, но и жизненной философии, здесь стали складываться новаторские идеи, с помощью которых он реформирует русское искусство. Но это позже. И не в Самаре.

А нужно ли вообще пояснять, кто такой Кузьма Петров-Водкин? Очень долгое время, до того как в моду вошел «Квадрат», именно картина Петрова-Водкина считалась главным символом русского искусства XX века. Его «Купание красного коня».

Фантастическая по силе и пророческому чувству картина была написана в 1912 году. Художник соединил в ней авангард и русскую школу иконописи. Новацию и традицию он перелил в новые образы. Его стиль оказался очень подходящим для живописания революционной эпохи.

«Смерть комиссара», портрет Ахматовой, «Петроградская мадонна», селедка, купальщицы, портрет Ленина — огромная галерея работ, без которых невозможно представить русское искусство XX века, да и всю национальную культуру.

Кстати, Ленина Кузьма мог видеть еще в Самаре, когда молодой присяжный поверенный Ульянов заглядывал из любопытства к Бурову. Суд и сейчас напротив. Самара несильно изменилась за эти 135 лет. И воспоминания Кузьмы Петрова-Водкина иногда кажутся на удивление актуальными даже сейчас. Наш город в конце XIX века и свою жизнь он подробно описал в книге «Пространство Эвклида». А еще есть автопортрет, сделанный в самарский период, — дерзкий и юный смотрит на нас Кузьма из полумрака буровского класса.

Кстати, в Самару Петров-Водкин приехал вовсе не для того, чтобы стать художником. Он собирался поступать в железнодорожное училище, но провалился. Зато нашел свой путь.

«Не сразу вошел я в подъезд Классов живописи и рисования. Застенчивость водила мои ноги взад и вперед мимо входа. Наконец, отчаявшись, проскочил я в парадное и поднялся по лестнице до двери с визитной карточкой. На ней было мелко награвировано: «Федор Емельянович Буров, императорской Академии художеств классный художник первой степени». Это было невероятно: здесь был конец моим исканиям! Скатился я с лестницы, не помня себя, чеканя в мыслях: «императорский художник первой степени».

Конечно, блуждал городом, ночью поминутно просыпался от кошмаров, загораживающих мне входы, и только на следующий день отважился дернуть за ручку звонка классов. Открыл мне дверь сам художник, с седеющей бородой и с волосами, вьющимися над лысеющим черепом. Впечатление от встречи было хорошее. Мягкость и доброта были в голосе и в жестах Федора Емельяновича.

Я показал ему мои рисунки, и художник предложил мне начать заниматься у него…».

Это и есть главная роль нашего города в мировой истории — Самара стоит на крутой луке, великая река делает почти петлю, такого поворота нет нигде в мире. И Самара — это место, где в человеческих судьбах совершаются крутые повороты.

Володя Ульянов здесь и почти в это же время решил не уступать уговорам матери и не превращаться в самарского помещика или адвоката. Дмитрий Шостакович — известный композитор, обвиняемый в формализме, в Куйбышеве-Самаре, на площади Чапаева, дописал финал своей «Ленинградской» симфонии и поднялся на недостижимую высоту гениальности. Таких примеров много.

И вряд ли Федор Буров, основатель и главный преподаватель курсов, мог представить, кем станет этот упрямый и вихрастый почти мальчишка с набором не очень мастерских, но страстных рисунков. Он научил Кузьму всему, что умел сам. Но Буров не был великим художником, его талант педагога много превосходил художественные способности. Петров-Водкин пишет о своем первом учителе с большой признательностью и глубочайшим уважением, но видно, что недостатки его он распознал еще в юности.

За два года обучения Буров практически все время проводил занятия в классах, пренебрегая натурой. Поэтому писать с натуры Кузьма начал сам. И делал он это там же, где сейчас проводят свои пленэры самарские студенты. Впрочем, на этом месте не только рисуют. Сквер Пушкина горожане любят так же сильно, как и во времена Петрова-Водкина. Впрочем, сквера там еще не было, а вот лучший вид на Волгу уже был.

«Сидел я однажды на обрыве, неподалеку от театра, и рисовал скученные в низине строения. Рисовал старательно, боролся с домами и сараями, не желавшими усесться на свои места моего рисунка: они танцевали, расползались на бумаге, не притыкались друг к другу. Я ухватывался за детали, отсчитывал доски крыш, прорезывал их желобками, вырисовывал переплеты окон и водосточные трубы, я думал этим уладить неспокойную, сбродную толпу предметов, но они копошились по — прежнему и не поддавались должной проекционной установке. Недостаток в рисунке я видел, но не находил ему объяснения. В сущности говоря, рисунок мой представлял собою смесь разнообразного смотрения на натуру, с массою точек зрения, с китайской плоскостной и с иконной обратной, с уменьшением на зрителя, перспективами, словом, в нем было все, кроме одноглазой европейской установки на предмет, которой я так усиленно и добивался, не зная принятых ею положений».

К сожалению, мы не можем сравнить рисунки Кузьмы с работами современных художников. Но судя по автопортрету, талант его прорезался уже в Самаре. Хотя и не весь самарский опыт был для Петрова-Водкина приятным.

В 1895 году умирает Буров, и обучение на курсах прекращается, хотя вдова мастера пытается найти нового учителя и уговорить учеников. Кузьма и еще несколько его одноклассников создают первое в истории Самары профессиональное объединение художников. Конечно, до этого были собрания самарских живописцев в кружке Храмцова, но это были не профессиональные художники, а скорее развлекающиеся купчики и буржуа вроде Константина Головкина. Объединение, созданное Петровым-Водкиным, было более практичным. Художники надеялись заработать своим трудом.

Но купеческой Самаре таланты, даже ею самой выращенные, совсем не нужны. Тут изменилось не больше чем с расположением суда. Кузьма со товарищи малюют несколько вывесок, он пробует силы в иконописи, но художественный подход не находит понимания. Клиент недоволен…

«…Потребовал он от нас либо деньги обратно, либо перекрасить вывеску.

— Срам один, — говорил он, — от вывески: девки приходят, цветов покупных требуют… Соседи на стыд подымают: птичек, мол, не хватает -вот-те и веселое заведение…

Приняв во внимание наше смущение, мужик отошел сердцем и уже умоляюще обратился к нам:

— Ради Господа, переделайте, ребятушки, так и быть, полтину наброшу!..

Романтика была закрашена сплошным фоном, схоронившим цветы и колосья…

На этом и кончается мое пребывание в Самаре. Отсюда я попадаю в столицу, чтоб с новой силой просверливать мой выход к живописи».

Самара стала для Петрова-Водкина стартовой площадкой, не больше. Он уже не вернется сюда, и в его полотнах мы не увидим Волгу у Прорана, но… Великий русский художник учился рисовать перспективу здесь, на холме у театра. 125 лет назад. Говорят, это лучший вид на Волгу. И мы, самарцы, вместе с Петровым-Водкиным знаем это абсолютно точно!