Война глазами ребенка: «Скоро что ли она закончится?»

18.08.2019

73

Автор: Маргарита Петрова

Война глазами ребенка: "Скоро что ли она закончится?"

Моя бабушка Виолетта Георгиевна Кузнецова (в девичестве Нифонтова) родилась 27 марта 1937 года. Ее детство пришлось на военные годы. Вот как она вспоминает о них.

Детская потеря — на всю жизнь

— Я помню себя с раннего возраста — лет трех-четырех, — рассказывает Виолетта Георгиевна. — Видимо, это связано с тем, что в ту пору в моей жизни начали происходить кардинальные изменения. Папа Георгий Ефимович Нифонтов родился в 1894 году. Окончил в Ленинграде военно-морское училище, матросом участвовал в революции, был тяжело ранен. Служил в Николаеве, в Севастополе, на Дальнем Востоке, в Ленинграде. В 1934 году его демобилизовали, предоставили квартиру в Москве. Он получал пенсию, преподавал на военно-морских курсах и работал военным инспектором Главного управления
учебных заведений Наркомвода.

Его арестовали 17 ноября 1937 года по доносу сослуживца, мне тогда было восемь месяцев. А расстреляли 20 июня 1938-го. Потом и этого сослуживца арестовали. Папу реабилитировали 30 декабря 1956 года.

Мама умерла в 1991-м, так и не узнав дату его гибели.

Приятели родителей сделали в ту далекую пору все возможное, чтобы к ней не применили расстрельные статьи, как к папе. И маме назначили «хозяйственную». Дали 10 лет тюрьмы. Она отсидела семь и вышла по амнистии в 1947 году.

Из Москвы в Куйбышев

— Началась война, и мирные новости, музыку по радио сменили объявления: «Граждане, воздушная тревога! Всем спуститься в бомбоубежище», — вспоминает Виолетта Георгиевна. — Кто жил недалеко от метро, бежали и туда, другие — во дворы. Там были вырыты укрытия, называемые в народе «щелями».

Шла война, из Москвы вывозили детей. Меня хотели отправить с детским домом. Но к огромному счастью, моей двоюродной сестре Ольге Павловне Катковой, которая собиралась к своему сыну, удалось купить билет до Куйбышева. И мы поехали вдвоем на верхней полке.

Путешествие началось в августе и длилось очень долго. Почти месяц. Поезд часто останавливался. Мог простоять целый день — пропускали военные эшелоны. У нас закончились продукты — осталось только несколько булок. Ольга боялась отстать от поезда и на стоянках не выходила. Когда приехали в Куйбышев, нас никто не встречал. Не знали, когда прибудет поезд.

Ольга договорилась с извозчиком, чемоданы и меня погрузили на повозку, запряженную осликом. И мы отправились в путь, подпрыгивая по булыжной мостовой. Благо, ехать было недалеко — на Вокзальную (сейчас это улица Агибалова), наискосок от Болгарки (сейчас Губернский рынок). Чего только там не продавали: ношеные вещи и обувь, хлеб и воду, довоенные игрушки, коврики с лебедями и оленями, тарелки и стаканы. Позже мама смогла передать в Куйбышев мешки с вещами: свою и папину одежду, посуду и самое ценное — фотографии.

Какое-то время я жила у дедушки Андрея Павловича Каткова и его новой жены Ванды Альфосовны. В Куйбышеве во дворе тоже была «щель». По радио среди ночи объявляли воздушную тревогу, и мы с соседями спускались туда. Когда я была во дворе, а в это время раздавался шум приближающегося самолета, то я падала на землю, закрывала голову руками, и у меня начиналась истерика.

Продукты продавали по карточкам: хлеб, селедку, иногда муку. Селедку вымачивали и жарили. Переданные мамой вещи обменивали на еду или ткань, из которой шили одежду. Когда все мешки опустели, а на карточки стали выдавать все меньше продуктов, Ванда Альфосовна с дедом письмом попросили забрать меня в деревню.

Не так уж много желаний

— С пяти лет я жила в селе Киндяково (ныне Красноярский район Самарской области) у родной
тети (сестры матери) Екатерины Андреевны Катковой и ее мужа Федора Петровича Филатова, —
продолжает рассказ Виолетта Георгиевна. — Вместе с их приемным сыном Владиком (сыном моей двоюродной сестры Ольги Катковой).

Они были учителями, и мы жили при школе в бывшем доме священника. Сруб был деревянный, одноэтажный, с очень высокими, метра четыре, потолками. Два огромных помещения, где учитель вел уроки одновременно в двух классах.

Я сразу стала называть Екатерину Андреевну мамой, а Федора Петровича папой. Номер с ласками (как я привыкла общаться с мамой) был запрещен сразу. Я попыталась сесть к тете на колени, но была сброшена со словами: «Оставь свои телячьи нежности». И эта сфера отношений закрылась.

Каждый вечер, когда мы ложились спать, Федор Петрович читал нам книги: Жюля Верна, «Овод», «Кому на Руси жить хорошо», «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна» и другие.

Осенью с террасы был виден звездопад. Он шел беспрерывно, прочерчивая светлые дорожки. Я не знала тогда, что это повод загадывать желание. Их у меня было не так уж много: чтобы папа и мама увезли меня в Москву, чтобы летом была дача, и мы ходили гулять в Александровский сад возле Кремля.

Четыре долгих года каждое утро мы начинали с вопроса: «Скоро, что ли, война закончится?» И неизменный ответ: «Скоро». Все наши рисунки были на военную тему: фашистские (с черными крестами) самолеты в облаках дыма летели к земле, а наши (с красными звездами) изрыгали пламя — стреляли в них. Игры тоже были военными. Мы придумывали для Гитлера самую страшную смерть и, играя, воплощали ее.

Наш родственник 18-летний Гриша присылал нам с фронта письма-треугольники и открытки. На одной, как сейчас помню, были изображены два бойца — один поднял палец и говорит другому: «Еще один фриц готов».

Посильная помощь

— В Киндяково во время войны все работали для фронта, — делится Виолетта Георгиевна. — Даже мы, маленькие дети, шили кисеты, заполняли их табаком и отправляли посылки на фронт — чтобы хоть как-то помочь бойцам.

Сразу за клумбами было целое поле табака двух сортов — саксонский, с желтоватыми листьями и
желтыми цветами (очень крепкий), и турецкий — с большими ярко-зелеными листьями и розовыми соцветиями (более слабый). Я каждый вечер их поливала, под каждый кустик — кружку. Сначала
Федор Петрович приносил мне ведра из колодца, а на следующее лето я уже сама. Конечно, совершенно напрасно — у меня случилось опущение органов.

В Киндяково, как и во всех неоккупированных немцами городах и деревнях, было много эвакуированных женщин с детьми. Их селили в дома, где можно было поставить кровати и раскладушки. Жили тяжело. На первое время выписывали продукты, а потом эвакуированные трудились в колхозе наравне с местными жителями. Зимой работа была только на фермах и конюшнях.

Ребята ходили в школу. Если были старше четвертого класса (в деревне была четырехлетка), то Екатерина Андреевна и Федор Петрович занимались индивидуально.

Весной, как правило, кончались запасы продуктов, и если корова должна была поздно отелиться, с едой возникали проблемы. Когда становилось совсем голодно, приезжала машина-полуторка, груженная кусками жмыха — отходов при отжиме масла из семян подсолнечника. Мы называли это колоб. Выдавали продукт детям, и мы целый день зубами скоблили этот кусок — так аппетит уменьшался.

Федора Петровича не взяли на фронт по возрасту. Его несколько лет избирали председателем сельсовета и мировым судьей. Он всегда старался примирить супругов, а если уж не удавалось — разводил. С фронта мало мужчин вернулось. Во время войны из госпиталя прибывали калеки.

Тот самый день

— Наконец-то настал радостный день — 9 мая 1945 года, — говорит Виолетта Георгиевна. — Рано утром нас разбудил крик Кутькина — он был заместителем Федора Петровича, делопроизводителем и сидел у единственного телефона в сельсовете. Радио не было, газеты, как правило, запаздывали на два-три дня. Он кричал одно слово: «Победа! Победа! Победа!»

День был очень ярким, солнечным. Мы быстро оделись и побежали к сельсовету. Там уже было полно людей. Все обнимались, плакали и смеялись одновременно. Ночью прошел ливень, и около сельсовета трава была мокрая. Именно там прыгали и обнимались три фронтовика, выписанные из госпиталя и на несколько дней отправленные на побывку домой. Они были как пьяные: целовались, кричали «Ура!», бросали в небо пилотки — теперь не убьют, из армии вернутся живыми. К ним присоединялись родственники, подкидывали детей — те хохотали.

Праздновали целый день. Люди несли из домов все, что было, и прямо на траве ели и пили. Из кооперации принесли конфеты и пряники для детей. Горевали с матерями, потерявшими сыновей,
женами, получившими похоронки, утешали друг друга, плакали и смеялись. Такого единения людей я больше никогда не видела.
* * *
После окончания войны девочку ждала еще одна радость — в 1947 году вышла из заключения ее мама, которая впоследствии была реабилитирована. В 1958 году Виолетта окончила плановый институт, факультет экономики промышленности. Работала в разных организациях, в том числе 30 лет в ОАО «Куйбышевсельхозводопровод» начальником планового отдела. В настоящее время — на пенсии.

Война глазами ребенка: «Бомба угодила в здание. А подвал засыпало. Вместе с нами»

Читайте также:

История

История издания в цифрах и фактах. «Самарская газета» отмечает юбилей

Печатный долгожитель работает для читателей уже 140 лет

История

Ленинград выстоял. И победил

Сегодня исполняется 80 лет со дня полного освобождения города на Неве

Комментарии

0 комментариев

Комментарий появится после модерации