872 дня блокады Ленинграда: жительница Самары о жизни в окружении

Совсем недавно, 27 января, россияне отмечали памятную дату — день снятия блокады Ленинграда. Среди наших земляков тоже есть свидетели тех страшных событий. Нина Аношина и ее родные прожили в холодном и голодном городе все 872 дня блокады.

— Нина Алексеевна, сколько вам было лет, когда началась война? Кем были ваши родители?

— Я родилась в августе 1938-го в Ленинграде. Когда началась война, мне было неполных три года. Папа был военным, мама почти не работала, потому что в семье было четверо детей. Младший братик родился в 1941 году. В самом начале войны меня хотели отправить в эвакуацию, но мама не отдала. Как отправить в неизвестность одного ребенка, оставив рядом другого? «Раз все вместе уехать не можем, останемся дома», — решила она.

— Что вы помните о военных годах?

— В памяти осталось ощущение холода и голода. А еще чувство страха, когда мы бежали в бомбоубежище во время вражеской атаки. Со мной были бабушка и дедушка, а мама дежурила на крыше, сбрасывала фугаски. Я помню, как в трамвайную линию около нашего дома попала бомба и здание качалось.

Удивительно, что мы выжили, несмотря на блокаду. Не умерли от голода благодаря дедушке. Он работал в Смольном. Простым маляром, но у него был паек, которым он делился с нами. Жили мы рядом, через две остановки от Смольного. В обед дедушка шел через Большеохтинский мост пешком — трамваи-то не ходили, — чтобы нас накормить. После войны он вспоминал, как я спрашивала его: «Дед, чем мне заняться?» Он говорил: «Поиграй в игрушки». А до игрушек ли, когда голодная? Мы хотели только есть и больше ничего.

Папа в это время воевал. Был ранен, после победы вернулся домой. Прабабушка и бабушкина сестра умерли во время войны, похоронены на Пискаревском кладбище.

— Как изменилась ваша жизнь после снятия блокады?

— После прорыва блокады, в 1944 году, нас вывезли из Ленинграда на Большую землю — в деревню, название которой я не помню. Ехали в кузове под брезентом. Наша машина благополучно добралась до места, а рядом две ушли под лед. В деревне бабушка работала на лошади, возила картошку, которую сажали глазками, резали на части. И я была вместе с ней. Помню, как ездили за ягодами. После блокадной дуранды — прессованного хлеба из опилок — все это было счастьем. Нашей семье, по сравнению с другими, повезло.

— После войны вы вернулись в Ленинград?

— Да. Причем в свою квартиру — наш дом единственный в округе уцелел. Он был каменным, пятиэтажным, его построили еще до революции. Без особых удобств: отопление печное, на кухне — кран с холодной водой. Но стены и фундамент крепкие. Вокруг были деревянные здания, все они сгорели. Мы шли по городу и видели, что многие дома стоят без стен. Как декорации в кино: видны столы, стулья, вся обстановка в комнатах. А наш дом сохранился. И мы потом прожили там много счастливых лет. Часто ездили в Удельный парк — отдыхали на зеленой траве, где можно было расстилать одеяла. Плавали на Кировские острова — там теплые мелководные озера, в которых приятно купаться, в отличие от холодной Невы. А когда уже стала постарше, я ходила к Петропавловской крепости загорать около теплой кирпичной стены.

Работала я оптиком-механиком на Ленинградском государственном оптико-механическом заводе. А потом вышла замуж и уехала из родного города.

— Как вы оказались в Самаре?

— Это было в 80-е годы. Мой муж был военным, отсюда родом. После демобилизации решил вернуться в Куйбышев. Я была против, но семью рушить не хотелось. Здесь нам дали квартиру. Я работала на ГПЗ-4. Первые годы очень тосковала по Ленинграду, старалась как можно чаще ездить в гости. А сейчас уже не к кому: один брат живет в Череповце, двое умерли. К Самаре я постепенно привыкла. Люблю волжскую набережную, парк Победы. Люблю Самарский академический театр драмы. Стараюсь бывать там как можно чаще и не пропускаю гастроли санкт-петербургских коллективов.

Воспоминания участника Сталинградской битвы: «Хотел увидеть, что будет после войны…»