Ваш ребенок с трудом сохраняет внимание? Не слушает обращенную к нему речь? Не в состоянии выполнить до конца задание? Легко отвлекается? Еще совсем недавно вам сказали бы, что у ребенка СДВ — синдром дефицита внимания. И начали бы его лечить. Сегодня вы вполне можете услышать, что это никакая не болезнь, просто у нынешних детей иначе работает мозг. Так с чем мы имеем дело? C поведенческим расстройством или эволюционным скачком? Обсуждаем с психологом Светланой Ихсановой.
— Так с чем мы имеем дело? На ваш взгляд.
— Синдром дефицита внимания — это действительно болезнь, связанная с недоразвитостью познавательных процессов, но наблюдается она не так часто. Чаще это либо ненатренированность внимания, либо привычка быстро переключаться, сложившаяся в процессе взаимодействия с компьютерным технологиями, которые стали няньками наших детей. И это не повод для ликования, а скорее повод задуматься над тем, какую роль играют информационные технологии в формировании человека. Процесс сращивания человеческого интеллекта с машинными возможностями, наверное, открывает какие-то новые горизонты. И очень хочется верить, что в этом есть какая-то целесообразность, какой-то смысл…
— Мне еще хочется верить в то, что открытие этих самых горизонтов произойдет без потерь для того, что называют человечностью.
— Пока происходит с потерей. В том числе элементарных навыков работы с информацией. Вот парадокс-то в чем! На всех образовательных знаменах и лозунгах золотом тиснуты вот эти вот компетенции информационные, и главная среди них — поисковая…
Я абсолютно за этот лозунг. Но тут есть одно слабое место. Научить человека искать информацию и пользоваться ею может только другой человек. Человек, а не машина! Есть такой феномен в истории психологии. Психология долгое время не отваживалась изучать сознание. Тем более изучать интеллект. Кибернетики начали раньше. И основатели школы так называемой когнитивной психологии — математики, кибернетики. И психологи в каком-то смысле шли за ними, и по мере того, как искусственный интеллект усложнялся, модель эта использовалась для понимания человеческого интеллекта, интеллекта естественного. Эта модель хорошо работает. Она многое объясняет. Но многое и не объясняет. Она несовершенна, модель искусственного интеллекта. Это не интеллект, это, скорее, возможность оперировать базами сведений и алгоритмами по их обработке. А вот того, что называется инсайт (от англ. insight — проницательность, проникновение в суть, понимание, озарение, внезапная догадка. — Ред.), вот этого-то в машине, разумеется, нет. И духа противоречия нет. Нет спеси. Из спеси же иногда просто вопрос задаешь. Нет апломба, амбиций, отношений. Вот этого всего чисто человеческого. Иногда же особые отношения заставляют учителя задать ученику каверзный вопрос. А у ученика от этого включается что-то, и он дает какой-то талантливый ответ. Во взаимодействии с машиной такое невозможно. Ребенку надо найти какую-то информацию. Ребенок забивает в поисковую строку ключевые слова, и машина вываливает какое-то количество файлов на заданную тему. Вот и все, что она делает. А сравнить что-то с чем-то, увидеть картину целиком, усомниться, единственная ли это правда или от противного поиск начать, — это может только человек. Говорят: Яндекс знает все. Действительно, знает. Если ты знаешь, как спросить. В естественном, не машинном, процессе познания ответ на любой вопрос — это новый вопрос. У тебя возникает какой-то вопрос, ты ищешь на него ответ, а с ответом еще десять вопросов получишь. Информационный поиск в Интернете, что демонстрируют… ну, скажем, школьники, что приходят учиться в наш вуз (ПГСГА. — Ред.) — это такая манифестация машинного скудоумия. При всем уважении к машинному разуму — это все-таки машинный разум. На нынешнем уровне развития — это разум умственно отсталого, в который очень много всего напихано, но который не умеет связи между идеями выстраивать, концептуализировать, обобщать и выделять главное. И в результате мы имеем сегодня дело и с человеческим поколением, которое не умеет обобщать и выделять главное. Эти ребята умеют искать. Но ищут они так же, как это делает Яндекс — по сходству. Не по смысловой аналогии, а по фонетическому и графическому сходству. Поисковая компетенция у них очень развита, и действуют они лихо. Мгновенно вбивают в поисковик ключевые слова, мгновенно выхватывают глазами куски текста, в которых эти слова встречаются, и начинают мне эти куски зачитывать. Если видят на моем лице: нет, не то — мгновенно переключаются на другой кусок текста с такими же словами и зачитывают его, ни секунды не размышляя. Не пуская даже в глубь коры это все, просто сканируют. Если для того, чтобы ответить на вопрос, надо воспользоваться другими словами, не теми, какие были употреблены в вопросе, они не найдут ответа. И этим-то их мышление и отличается от нашего, как ни грустно это провозглашать. И это очень серьезная проблема. Это ловушка, в которую мы, в смысле человечество, сами себя поймали. С одной стороны, созданы сложнейшие и очень много обещающие информационные системы, но с другой стороны, модель их функционирования соответствует очень примитивной модели мышления. И дети, взаимодействуя с этой моделью, ее усваивают. Думаю, с этим сейчас сталкивается каждый педагог вуза, где многие задачи так или иначе связаны с высшими логическими функциями. Выделить главное. Или наоборот: множество разрозненных фактов обобщить и сделать вывод. Нынешним студентам это очень трудно дается. Более того, это их не заводит. Вот эта задача: шагнуть дальше, что-то новое открыть. А не заводит эта задача их потому, что у них нет такого опыта. Мы все автоматы, конечно. Но мы все еще и немного «собаки Павлова». И мы любим воспроизводить тот опыт, который доставил нам удовольствие. Так вот, у нынешних молодых людей нет опыта эвристического удовольствия от открытия. А нет его, я подозреваю, потому, что с переходом школы на тестирование поголовное, на ЕГЭ вот этот вот уровень радости от взаимодействия с учителем — он очень снизился. Его почти нет. И в результате мы имеем удручающую картину. Когда, например, ты даешь задание студентам-малышам, 1-2 курс, и они тебе приносят абсолютно одинаковые куски текста.
— Из Интернета скачали.
— Скачать из Интернета — не грех. Скачивай, но делай это талантливо. Там же тоже возможно найти какие-то парадоксы, неожиданности, в Интернете. Если знаешь, что ищешь. Или даже не знаешь, но в тебе что-то такое зудит. Тебе хочется рассмотреть проблему и с той стороны, и с этой. Зацепиться за какое-то слово и выйти куда-то в сторону… Ничего подобного! И вот мне кажется, что это главная потеря. Мы усиленно боремся с личностью учителя в образовательном процессе…
— Пытаемся сделать из него тьютера.
— Да, навигатора. А ведь только личность способна решить главную задачу образовательного процесса — влюбить ребенка в предмет. Заинтриговать, заворожить, увлечь, очаровать. Но чем роль учителя и педагога технологичнее, тем меньше вот этой заразительности. Ну а говорить о каком-то новом, «клиповом» сознании, я бы не стала. Ну, во-первых, нет такого понятия в науке — «клиповое сознание». И я не думаю, что когда-нибудь появится. Потому что речь, как я понимаю, идет о способности мгновенно схватывать информацию. В первые 10-20 минут урока они эту информацию схватили, а дальше им становится скучно. Они отвлекаются. А эта способность на самом деле есть у всех. Одно наше полушарие (правое) схватывает, упрощенно говоря, информацию, другое (левое) разворачивает.
— Левое — это логика, правое — интуиция. Если огрубить.
— Если очень огрубить, то да. На самом деле, правое — это образы, а левое — слова. Образы мгновенно схватываются, потом это все на человеческий уровень логически при помощи слов переводится, на что, как ты понимаешь, нужно время. Поэтому говорить о том, что пришли люди с каким-то новым способом мышления, ну вот я бы не стала. Это слишком самонадеянно. Хотелось бы, конечно, верить в то, что какие-то такие эволюционные скачки ждут человечество. И когда-нибудь действительно мыслительный процесс будет представлять собой не временную логическую развязку, а схватывание. У кого-то из фантастов есть такое понятие «грокнуть во всей полноте».
— «Мир приводил его в восторг, и он хотел вдохнуть его так глубоко, чтобы грокнуть во всей полноте». Роберт Хайн-лайн. «Чужой в стране чужих».
— Вот-вот. Схватить и тут же присвоить весь смысл. Целые концепции, дисциплины, науки разом. Но пока еще это лишь выдумка фантастов. А мы сейчас имеем дело с проблемой. И проблемой серьезной. Потому что понять, о чем, собственно, речь, можно и в 10 минут. Но дело-то все в нюансах. Вся наука, вся литература построены на нюансах. На парадоксах, на сомнении.
— Машины портят человеческую природу.
— Они лишили наших детей способности к эвристическому наслаждению. «Фантастика!» Вот это я слышу в вузовской аудитории все реже и реже — у детей оскудевают реакции. Но с другой стороны… Мы же другого поколения, и я все время себя одергиваю, когда думаю о современных студентах в негодующем ключе.
— См. «Отцы и дети» Ивана Сергеевича Тургенева?
— То, что молодежь стала хуже, говорили еще древние греки. Но жизнь продолжается тем не менее. Поэтому да — есть у меня ощущение утраты. Утрачены какие-то способы получения утонченного удовольствия. Но есть же, наверное, вещи, которых я просто не понимаю. Как не понимали старики Базаровы своего сына. Он отличался от них. Не мог не отличаться, уже хотя бы потому, что держал в руках скальпель и вскрывал живую природу. И мы отличаемся от своих родителей. Хотя бы потому, что читали Сартра. И нынешние дети, которые начинают играть в компьютерные игры раньше, чем ходить и говорить, конечно, другие. И мы смотрим на них и чего-то нам в них не хватает. Глубины, какой-то искры, тонкости. А победители-то они. Как бы там ни было.
Комментарии
0 комментариев