Удивительный во всем

Вчера в Самаре открыли мемориальную доску в честь Эдуарда Кондратова

У дома № 19 по ул. Ульяновской, где жил известный журналист и писатель Эдуард Кондратов, собрались его родные, друзья, коллеги, соседи. Они с любовью вспоминали, каким был Эдуард Михайлович, какие замечательные произведения написал, как еще недавно с ним, встречались, смеялись. У каждого в сердце и в мыслях свои эпизоды, связанные с Кондратовым. Глава Самары Дмитрий Азаров и председатель Самарской областной организации Союза журналистов России Ирина Цветкова не отходили от вдовы писателя Елены Игнатьевны, поддерживали ее. Первой теплые слова в адрес Эдуарда Кондратова сказала телеведущая Ольга Король.

— Здесь, в этом доме, жил удивительный человек, — отметила она. — Удивительный во всем. В том, что родился в годы войны и перенес много тягот. В том, что окончил школу с золотой медалью и поступил на журфак. Удивительный в том, что никогда не считал себя большим человеком, не говорил: вот я такой прославленный журналист, такой знатный писатель. Нет, он всегда был очень скромным. Мы называли его не по имени-отчеству, а говорили: наш Эдик…

Ольга Король убеждала: в такой день не нужно показывать слезы, надо постараться не плакать. Ведь мы всегда с Эдуардом Михайловичем, а он всегда с нами. И как бы ни сложилась жизнь, он всегда будет здесь, в этом городе, на этой улице. И пройдет много-много лет, и какой-нибудь малыш, проходя мимо дома № 19, спросит маму: «А кто этот дядечка?». А она скажет: «Это писатель, журналист. Мы с тобой смотрели фильм «Тревожные ночи в Самаре», помнишь? Сценарий картины вышел из-под его пера. Это первый фильм, созданный в Куйбышеве. Он прославил самарскую землю на всю страну». И тут на улице зазвучал голос Кондратова. Он доносился из динамиков. Все замерли, вслушиваясь. Хотелось слушать еще и еще. «Человек жив, пока мы о нем помним, пока о нем говорим. А о таком человеке не помнить, не говорить невозможно. Он наша общая гордость», — продолжила Ольга Король.

Личными воспоминаниями о журналисте поделился и Дмитрий Азаров. Мэр отметил, что познакомился с Эдуардом Михайловичем в юном возрасте, когда тот встречался с ребятами во Дворце пионеров. Писатель увлекательно рассказывал о своем творчестве, отвечал на вопросы и, как уверен Дмитрий Азаров, во многих мальчишках и девчонках зажег искорку любознательности, искорку любви к своему городу, литературе. «Сегодня мы открываем памятную доску в честь Эдуарда Кондратова, — подчеркнул мэр. — Это наш долг, долг памяти перед талантливым человеком, которым гордится Самара. Мы не вправе забывать о таких людях». Дмитрий Азаров отметил, что доску обязаны были открыть, ведь дали слово на могиле Кондратова, когда прощались с ним в ноябре 2010 года.

Присоединилась к воспоминаниям и Ирина Цветкова, которой посчастливилось знать Кондратова. Она вспомнила, что впервые услышала о нем в Доме печати, будучи студенткой МГУ. Тогда журналисты кричали, жужжали, визжали от радости — отмечалось 50-летие Кондратова. «Тогда я поняла, что это великий, значимый человек для города и журналистского сообщества, — отметила Цветкова, сдерживая слезы. — Потом жизнь распорядилась так, что мы последние годы шли по жизни вместе…». Цветкова поблагодарила, что наконец после многолетних просьб Кондратов стал почетным гражданином Самары. Она показала участникам встречи книгу, которую издали на основе публикаций Эдуарда Михайловича, под названием «И все же… быть добру». И рассказала, что вместе с Дмитрием Азаровым Союз журналистов объявляет конкурс имени Эдуарда Кондратова в двух номинациях: в области журналистики и литературы.

Затем Елена Игнатьевна, дочь Кондратова Лариса Рудякова, Дмитрий Азаров и Ирина Цветкова сдернули белую ткань с мемориальной таблички. Все увидели доску с надписью: «В этом доме с 1976 по 1986 год жил журналист, писатель, заслуженный работник культуры РФ, почетный гражданин Самары Кондратов Эдуард Михайлович (1933 — 2010 годы)». К табличке близкие положили цветы: и гвоздики, и розы, и астры. «Я живу в этом доме, каждый день прохожу мимо, — рассказала Лариса Рудякова. — Теперь я буду каждый день встречаться с папой глазами. Это очень приятно, трогательно. Он был для меня больше, чем папа, в какой-то степени — учитель. Он был сложный человек, но более светлого и позитивного человека я не встречала».

ДОСЬЕ "СГ"

Эдуард Кондратов родился 23 июля 1933 года в Белоруссии, в Могилеве. Учился в Ленинградском университете им. Жданова на факультете журналистики. После окончания вуза преподавал русский язык и литературу в школе в селе Седельниково Омской области, работал в СМИ, в том числе собкором газеты «Известия» в ряде регионов СССР и РФ (Туркмения, Молдавия, Самара). Был старшим редактором на Куйбышевском ТВ. Среди популярных книг исторические и детективные боевики советского периода: «По багровой тропе в Эльдорадо», «Тревожные ночи в Самаре», эпопея «Жестокий год». Сценарист, сорежиссер и исполнитель одной из ролей в сериале о самарских чекистах «Тревожные ночи в Самаре». Скончался 9 ноября 2010 года в Самаре.

И за что нам такая немилость?

Очерк из книги Эдуарда Кондратова «И все же… быть добру! Заметки о самарском сегодня»

По утрам, примерно так в полседьмого, когда мы с Мишелем, моим рыженьким пуделем, выходим, чтобы прогуляться вокруг окрестных домов, нам довольно часто попадается навстречу немолодая женщина, владелица крупного пса неизвестной мне породы. Вот уже целый месяц, наверное, как я не здороваюсь с ней. Потому что раньше я упорно, но всегда безответно приветливо кивал ей, как это принято у часто встречающихся собачников. Но она, увы, не замечала меня. А когда я утром Восьмого марта поздравил ее с праздником, ее, по-моему, это даже оскорбило. По крайней мере, в ее тяжелом взоре читалось: «Чего ради?!».

Вряд ли я когда-либо встречал эту суровую женщину вне прогулочного тротуара. За что же такая немилость? Ведь и она меня вряд ли знает. А тем не менее на лице ее явственно читалась готовность дать отпор. И, судя по всему, не только мне.

Ну да бог с ней, я уж притерпелся… Может, не нравится ей тип моего лица. Или она хозяев пуделей не переносит. Разве разберешься? Но вот недавно так и резануло меня самое вроде бы рядовое автобусное происшествие. Видя, как весьма полная дама мучается с огромной хозяйственной сумкой, мешающей ей стоять, а на остановке людям надо будет выходить, я предложил — с улыбкой, заметьте — переставить багаж от двери к окну. И даже жестом изобразил готовность помочь. «Руки убери! — рявкнула она. — Я тебе переставлю!». И была в ее закаменевшем лице ненависть к этому типу, посягнувшему на ее право причинять неудобства себе и другим. Увидев врага, она готова была с ним насмерть биться, а вот заподозрить во мне доброжелателя… ну никак не могла. Жизнь, видно, не приучила…

Я иногда задумываюсь: ну что же все-таки мешает нам быть мягче? Хотя взаимоотношения пассажиров в общественном транспорте, на мой взгляд, в какой-то степени являются психологической микромоделью всего нашего общества. Садясь в час пик в автобус, мы умоляем других ну хоть чуточку подняться на ступеньку, а когда за спиной закрывается дверь, требуем от водителя, чтоб больше не сажал. Мы призываем людей пройти в середину, где свободнее, но, продвинувшись, сразу становимся безразличными к подобным призывам тех, кто сзади. Занять освободившееся место, опередив всех, даже старушек, — это тоже маленькая, но победа в житейской битве за место под солнцем. Ну почему, почему мы такие свирепые, такие неукротимые борцы? Что, время жестокое, кризис? Никто тебе не даст, если сам не отберешь?

Злая сосредоточенность, сжатые челюсти, угрюмость — вот скудная, но, увы, типичная гамма выражений лиц дорогих россиян. Свинцовое транспортное молчание десятков взрослых людей -наша норма общения. Разве что девчонки пощебечут о своих глупостях, да поорет в мобильник, наплевав на всех нас, деловой мужик…

Странно мы выглядим… Иностранцы по наивности считают, что наша всеобщая мрачность оттого, что мы серьезный народ, озабоченный перманентной нуждой и лишениями. Так сказать, несем свое историческое бремя и если уж сурово молчим в троллейбусах, то лишь оттого, что все думаем свою горькую думу.

Однако так ли это? Порой -да, но неужто мы никогда не отключаемся от житейских забот? Зачем краски-то сгущать? Не в том ли беда, что мы не привыкли, не приучены по-человечески, по-доброму общаться? Бороться — это да, поскольку вся наша жизнь есть борьба, борьба. А вы попробуйте пошутить с незнакомой женщиной, скажите ей безобидный комплимент… Почти всегда напоретесь на резкость — отпор обязателен! Не поверит она в ваши… ну просто добрые чувства, где-то непременно почувствует подвох. Неужели мы, мужчины, так в их глазах себя зарекомендовали?

Вспомните, часто ли мы слышим на улице, в магазине, в маршрутке смех, шутки, просто веселый людской треп? Ох не часто… Разве что гогот обкурившихся юнцов, которым на всех нас наплевать. Когда в Америке, Англии, Франции водитель, чтоб избежать наезда, внезапно тормознет, отчего пассажиров, естественно, швырнет друг на друга, то их обычная реакция — извиняющиеся улыбки, «пардоны» и «сори». А в Италии, комментируя эту мелкую неприятность, хохотали бы. Зато у нас почти неминуема вспышка раздражения — и не только на шофера, но и на толкнувшего тебя соседа… И никто не промолчит, такую даст злобную отповедь, что ой-ой… Взвинчиваем нервы себе и другим. А зачем?

Будучи в США, я воочию убедился в том, о чем раньше читал, — во всеобщей улыбчи-вости американцев. Стоит ему (или ей) поймать твой даже беглый взгляд, непременно ответит улыбкой, а то и помашет тебе весело: «Хай!». Тебе, незнакомому. Что, фальшивы эти их улыбки, не от большого они искреннего чувства? Пусть и так. Но американец знает: отпусти улыбку, улыбку и получишь в ответ. У поляков есть девиз, популярный в их СМИ: «Будь солнечный!». То есть превозмоги себя, пусть и неприятности, пусть кошки на душе скребут. И убедишься, что, когда тебе ответят тем же, станет легче. Я вот никак не могу понять: почему, когда я вхожу не в бутик, а в обычный магазин, милые девушки не встречают меня милой улыбкой? В лучшем случае они скучны или безразличны. В худшем же обозначают какую-то смутную антипатию, будто знают за мной тайный порок. Неужели им так мучительно трудно улыбнуться покупателю, от которого они зависят, потому что он — их кормилец? Ведь из этих секунд общения соткан наш день, наше настроение.

…Перечитал я сейчас написанное и думаю: «А есть ли польза от того, что ты пишешь? За свою долгую-долгую журналистскую жизнь столько раз ты уже писал, писал и писал об изъянах нашего повседневного общения. И что толку? Хоть кто-нибудь исправился, критически взглянул на себя в зеркало?».

Не знаю. И не могу знать. Только вспоминаю, как в жуткие 90-е поздним вечером, будучи в Москве, шел я по притихшей, замусоренной, совсем темной Тверской. Но когда проходил по тротуару мимо Дома актера (позже, увы, сгоревшего), пересек яркую полоску света, падавшую из его окна, и опять вступил в темноту, то подумал: «Ну какой толк от этого лучика света, когда всюду жизнь так темна?..». И возразил себе: «Узенький лучик?.. А если они, лучики эти, будут на каждом квартале падать из каждого окна?..».

Не знаю, сколько читателей прочтет мои эти строчки. Но если даже хоть один из десяти задумается о том, каков он сам в сообществе людей, в общении с ними, и если -дай-то бог! — подумав, сделает хоть какие-то житейские выводы, я буду, поверьте, искренне рад. Глядишь, по зернышку, по зернышку душа что-то и прибавит.