В Самаре открылась юбилейная выставка художника Валентина Пурыгина

Вообще в его «тайных» работах, которые не нравились советским критикам, много было русалок, леших и других диковинных языческих существ, олицетворявших для него суть самой природы. И себя он чувствовал частью этих духов природы потому, что общался с нею как с живым существом.

В музее есть отдел «Мастерская художника Пурыгина». Именно на его примере можно изучать нелегкий процесс творчества.

Перламутровые пейзажи

Потеряв отца, он приехал в Самару из саратовской деревни Осиновка с матерью, спасавшей семью, которая попала под колесо раскулачивания. Валя сразу влюбился в Волгу. Восхищение ее величавым течением, золотыми пляжами и древними Жигулями было настолько сильно, что у ребенка появилась потребность выразить все свои чувства на бумаге. И он поступает в студию самарского живописца Подбельского, ученика знаменитого Юона.

В лекционном зале Художественного музея параллельно с выставкой живописных работ развернута экспозиция графики Пурыгина. Там впервые экспонируются одни из первых рисунков Валентина, датируемые годами Великой Отечественной. И они, конечно, посвящены Волге. Эти рисунки подарили музею однокашники Валентина Захаровича по Средней художественной школе при Суриковском институте. Набор в нее тогда осуществлял сам великий Грабарь. Он отметил необычайный талант самарского паренька. Соучениками Пурыгина были Владимир Стожаров, Гелий Коржев, Виктор Иванов, Петр Оссовский и другие прославленные ныне мастера. Многие из них стали основателями стиля «суровый реализм», высоко оцененного властью и вошедшего в историю советского искусства. Но графическая монументализация в живописи, к которой пришли его друзья, была Пурыгину совершенно чуждой. Он обожал буйство цвета и широкий, свободный полет кисти.

Во время войны школа при Суриковском институте была эвакуирована в Башкирию. Там раскрылся талант пейзажиста Пурыгина, который поражал и учителей, и учеников школы своими перламутровыми зимними этюдами, которые писал в поле, невзирая на мороз, грея руки над котелком с вареной картошкой.  

Несгибаемый философ

Вернувшись в Москву, Валентин становится студентом Суриковского института, поступает в мастерскую Ряжского. И тут его презрение к собственному «бренному телу» и увлеченность творчеством приводят к тяжелой болезни — туберкулезу. Он уже не может учиться в прежнем ритме, ему грозит отчисление. Его спасают педагоги и лично директор института Герасимов.

Став профессиональным художником, Валентин Захарович возвращается в Куйбышев. Здесь природа и любимая Волга помогают ему окончательно выздороветь. Однако и в родном городе его ждет немало невзгод: нищета, непонимание со стороны коллег и стычки с местной «идеологической» властью, которая особенно возмущена его «апокалиптическими картинами». На них появлялись то толпы спятивших троллейбусов, то стаи крыс, рвущихся из города на волжский простор, то карикатуры на «себялюбцев», любующихся цветами, которые произрастают у них из «причинного» места. Эти картины в стиле Босха являли ясный протест художника против насилия над свободой личности, против окружающих несправедливости и фальши, а также его вполне оправданное опасение насчет того, что цивилизация в конце концов пожрет свою мать — природу.

И все же пейзаж остается любимым видом творчества на протяжении всей его жизни. Куратор выставки Светлана Шатунова постаралась сделать так, чтобы зритель видел, как меняется и растет мастерство художника, начиная от 50-х годов к 90-м, как он обращается к различным художественным течениям, как овладевает ими и преломляет их приемы при написании родных для него сюжетов. Вначале мы любуемся его почти академическими пейзажами, достойными сравнения с полотнами Шишкина и Сурикова, затем видим стремление лепить изображение с помощью длинных белесоватых мазков, передающих невозмутимую гладь великой реки. Потом прослеживаем влияние южной природы, которая заставила художника взять у нее буйство красок, чтобы начать писать ими улицы родной Самары. Его картина «Улица Ленинградская» начала 80-х годов написана раздельными мазками, открытым цветом. Благодаря этому мы можем сравнить ее атмосферу с парижскими Большими бульварами. Это импрессионизм с налетом экспрессионизма.

Сергей Гриднев рассказывает:

— Я был свидетелем того, как Валентин Захарович писал Ленинградскую. По ней еще ходили троллейбусы, а он стоял на кромке тротуара, не обращая внимания на прохожих и транспорт, сосредоточенно делал свой этюд. Окружившие художника зеваки дразнили его: ну вот мазила, и я так могу! Зевакам было невдомек, что они присутствуют при великом творческом акте.

Многогранный мастер

Его пейзаж с троллейбусной остановкой напоминает своими контрастными цветными плоскостями работы фовистов. А Загорск, в котором некоторое время жил художник, написан в манере палехской миниатюры. Каждый зритель сможет найти в его пейзажах что-то родное и
близкое именно ему.

— Эта выставка вызывает много эмоций. Этого художника знают и любят в Самаре. Он глубоко и тонко чувствовал и переживал жизнь города и окружающего пространства, он будто бы подключился всеми своими сосудами, своим сердцем к природе Самарской луки, — рассказывает искусствовед Татьяна Петрова.

Не случайно эмблемой выставки искусствоведы выбрали картину Пурыгина «Осокорь» (прим. тополь черный). Таким же буйным, полным творческих сил был сам художник, корнями вросший в волжскую землю.

Татьяна Петрова рассказала о том, что после реставрации особняка Шихобалова в нем будет обязательно развернута сменяемая экспозиция картин Пурыгина. В фонде Художественного музея настолько много его работ, закупленных бывшими директорами музея Владимиром Володиным и Анеттой Басс, подаренных женой художника и его сестрой, что выставить их одновременно просто нет возможности. Наверное, было бы хорошо сделать в Самаре музей Пурыгина. Он был бы столь же органичен в нашем городе, как музей Айвазовского в Феодосии и, вероятно, привлек бы столько же туристов. Ведь в нем жил бы дух Жигулей, дух Самары.