Культура

«Дело» графа Толстого

04.07.2015

1111

Необыкновенная самарская история обыкновенной любви

Введение в историю

Эта житейская история, произошедшая в последней четверти XIX века, поразившая умы российских не то что обывателей, но и людей прогрессивных, к большому удивлению, не закончилась, едва начавшись, а получила продолжение после смерти её участников. Продолжилась она в дальнейшем и в их потомках, понявших и принявших её без упрёка, тем более без осуждения.

Я начала собирать архивные и литературные материалы об участниках этой истории не без определённого интереса. С подачи работников Государственного архива Самарской области я озаботилась отысканием своего родства с одним из её участников, Алексеем Аполлоновичем Бостромом (что интересно, имевшим двух родных сестёр с фамилией Бострем, а это и фамилия моего прапрадеда), формально не оставившим своего потомства.

В моём распоряжении оказались следующие материалы:
данные Государственного архива Самарской области — Ф.430. — Оп.1. — Д.945. — Л.41; Д.2009. — Л.1-5; Ф.170; Ф.153; Ф.146;
«Дело» графа Толстого

Календарь. Памятные книги Самарской губернии за 1896-1906, 1908, 1909 гг.;

Адресная и справочная книга г. Петербурга. Весь Петербург на 1914 г.
— СПб.: Изд. Суворина А. С. // Новое время;
Западов В. А. Алексей Николаевич Толстой. — Ленинград: Просвещение, 1968;
Налдеев А. П. Алексей Толстой. -М.: Изд. Сов. Россия, 1974;
Оклянский Ю. М. Шумное захолустье, Кн. 1. — М.: Издательский центр «ТЕРРА», 1997;
Петелин В. В. Жизнь Алексея Толстого. Красный граф. — М.: Центропо-лиграф, 2001;
Толстой А. Н. Избранное. — М.: ОЛМА-ПРЕСС. Звёздный мир, 2003;
Советский энциклопедический словарь, ред. Прохоров А.М. — 4-е изд. — М.: Сов. Энциклопедия, 1989, с. 161.

Часть первая

Анна Каренина, Она же Александра Толстая

Начало истории датируется 22 января 1883 года, когда на заснеженную площадь под высокие окна окружного суда, казалось, сходилась и съезжалась вся Самара.

Обогнув площадь и поднимая на раскате снежный вихрь, к подъезду подлетали наёмные кибитки; степенной трусцой, позванивая бубенцами, подкатывали запряжённые парами тяжёлые кареты. Тянулись с разных сторон пешеходы. По распоряжению председательствующего, действительного статского советника Смирнитского, в зал пропускали по заранее розданным билетам.

За деревянным барьером, отгораживающим преступника от публики, сидел всесильный предводитель дворянства Самарского уезда граф Николай Александрович Толстой, обвиняемый в покушении на убийство земского служащего Бострома.

33-летний граф, по случаю чуть бледный, с грустными глазами и драгунской выправкой, был известен в Самаре как самодур и кутила, однако не лишённый ума и фантазии. Последние качества были отлично знакомы его соперникам по губернским выборам, где граф составил себе репутацию ловкого интригана.

Обстоятельства дела были таковы. В мае истекшего 1882 года двадцатисемилетняя графиня Александра Леонтьевна Толстая, умная, красивая женщина, начинающая писательница, во второй раз и теперь уже бесповоротно ушла от Толстого к мелкопоместному дворянину Алексею Аполлоновичу Бострому. Молодую женщину не остановила необходимость расстаться с тремя малолетними детьми. Не возымели действия ни угрозы мужа, ни уговоры родни — местных скудеющих помещиков Тургеневых, ни увещевания духовника и других священнослужителей, вплоть до специально посетившего её на дому протоирея самарской церкви.

Обедневший аристократ, поручик Александр Петрович Толстой женился на московской купчихе, точнее — на её деньгах. Их сын, офицер лейб-гвардии гусарского полка граф Николай Александрович Толстой, за буйный характер исключённый из полка, получил запрет жить в «обеих столицах». Он уехал в Самару, где было богатое имение отца, купленное на приданое матери-купчихи. Там он женился на Александре Леонтьевне Тургеневой, двоюродной племяннице А.И. Тургенева, друга Пушкина, и Н.И Тургенева, декабриста.

Александра Леонтьевна увлеклась не столько красавцем Толстым, сколько наивной идеей перевоспитания буйного повесы.

Семья Тургеневых была против этого брака, но дочь настояла на своём. Брак начал разваливаться с самого начала. Человек ограниченный и бешено ревнивый, Н.А. Толстой и его мать (Кабаниха во дворянстве) создали для девушки невыносимую жизнь. Жертва девушки-идеалистки оценена не была. Слабохарактерный и вздорный, Николай Толстой истолковал благородство жены как слабость, дающую право издеваться над ней. О святых клятвах невесте, о планах на жизнь, подобную свадебным фейерверкам, не осталось и следа. Не прошло и года, как он в слепой ярости стрелял в жену, ожидавшую ребёнка.

Старая графиня, спесивая и властная старуха, родом из московской купеческой семьи Устиновых, старалась искоренить в её душе то, с чем не удавалось сладить одному сыну. Литературные же занятия Александры Леонтьевны, её умственные интересы считались в доме мужа блажью, ухищрением, при помощи которого хочет выказать свой «норов» эта гордячка.

Неудивительно, что Александра Леонтьевна, встретив человека, по-настоящему полюбившего её, и тоже полюбив, порвала с семьёй. Александру Леонтьевну, женщину волевую и решительную, не остановили ни обывательские толки, ни законы Российской империи и православной церкви, ни протесты семьи Тургеневых. Родная семья Тургеневых, возмущённая поведением дочери, вычеркнула её из своей жизни. Уход от мужа был преступлением, падением, Александра Леонтьевна из порядочной женщины в глазах общества превратилась в женщину неприличного поведения.

В мае 1882 года, на втором месяце беременности, она ушла к Алексею Аполлоновичу Бострому, никому не сознавшись, что беременна. А 20 августа в поезде, только что отошедшем от Безенчука в сторону Сызрани, произошла случайная встреча: лакей донёс Толстому, что на этой станции в вагон второго класса сели Бостром с «её сиятельством». Через некоторое время в их купе послышались крики, раздался выстрел. Бостром был ранен в ногу. Сбежавшимся пассажирам он отдал револьвер, который успел отнять у графа.

Для того чтобы представить себе истинный размер сенсации, какой был для тогдашней Самары сам факт, что граф Толстой оказался на скамье подсудимых, достаточно знать, что представлял собой Самарский уезд, где Николай Александрович был бессменным предводителем дворянства чуть ли не всю свою жизнь.

В тогдашней Самаре проживало более 68 тысяч жителей. Попечение уездного предводителя обнимало «жителей обоего пола» втрое больше — около 208 тысяч человек. И влияние уездного начальства в значительной степени затрагивало

всю Самару. В своём уезде предводитель дворянства был бог и царь. Он был одновременно председателем уездных присутствий по крестьянским делам, по воинской повинности, по дворянской опеке, почётным мировым судьёй. Кроме того, граф Толстой был одним из крупнейших земельных магнатов губернии. Сладкую жуть, точно от полёта во сне, испытывал сидящий в зале городской обыватель, видя на позорной скамье столь могущественного человека.

Помимо тех, чьим «иждивением и трудами» жила тогдашняя Самара, в зале был почти весь «свет», самарский «бомонд».

Купцы, мещане, владельцы промыслов, почётные горожане, губернские дамы с мужьями, окрестные помещики с семействами, вылезшими из своих родовых гнёзд, священники, гарнизонные офицеры.

Находилась в зале и публика демократическая: мелкие чиновники, врачи, учителя. Самара в то время была местом политической ссылки, и именно среди этой разночинной публики находились лица, не одобрявшие государственное устройство в России, хорошо понимавшие всю относительность сенсации захолустного городишка.

В целом для России граф Толстой не был столь видной и могущественной фигурой. А с юридической точки зрения суд рассматривал даже и не убийство, а всего лишь покушение на него. Подлинную остроту дела публика видела вовсе не в той «клубничке», которую смаковал обыватель. Более всего их занимало лицо, не явившееся на процесс, — графиня Александра Леонтьевна Толстая.

Нарушив незыблемость и святость одного из главных общественных институтов — семьи, молодая графиня повторила пример своей трагической литературной современницы Анны Карениной, героини романа Л. Толстого, появившегося в 1877 году.

Поразительно сходство ситуаций этого романа со всеми мотивами самарского происшествия, однако жизненная история своей остротой могла и поспорить с изображённой в романе драмой. Это касается не только поднявших бунт женщин-героинь, но и тех, кто им противостоял, искал и находил различные способы отпора. Сходство недугов вызывает и сходство лекарств.

Но Александра Леонтьевна тем более не могла ждать пощады от официальной морали, что поступила «ещё хуже». Не говоря уже о трёх оставленных детях и о том, что Александра Леонтьевна оскорбила общественное приличие, уходя от мужа беременной, она вдобавок выбрала не аристократа, человека «своего круга», каким для Анны был Вронский, а какого-то земского служащего, то есть поступила «безвкусно» и нерасчётливо. Это было расценено как оплеуха всему «бомонду».

Во имя любви она разом порвала все многочисленные моральные путы, связывающие даму её круга. Резонанс от этого поступка молодой женщины был громче, чем выстрел, раздавшийся в вагоне поезда, шедшего на Сызрань. Получалось, что, хотя на скамье подсудимых сидел граф Толстой, публичный суд фактически должен был свершиться над бунтом против устоев официальной морали не в привычном к потрясениям Петербурге, а среди сонной одури дворянско-купеческого захолустья.

Таким образом, закон и официальная мораль разошлись между собой. Буква закона усадила графа на скамью подсудимых, а сочувствие господствующей морали было на стороне графа, защищавшего «семейные устои» и свою «честь» против «греховных и стыдных» поступков жены и её возлюбленного.

Как должен был в таком щекотливом положении поступить суд? Суд то и дело обращал внимание присяжных на то обстоятельство, что граф Н.А. Толстой принадлежит к сословию, господствующему в империи. Тем более что едва летом 1882 года было заведено дело на графа Толстого, как в суд полетело прокурорское представление о его прекращении.

Суд оправдал графа. Поступок Александры Леонтьевны и Бострома был осуждён официальной моралью за прелюбодеяние со стороны Александры Леонтьевны и нарушение святости брака.

Через некоторое время решение суда мирского было подкреплено судом духовным. В сентябре 1883 года церковные власти объявили сиятельного графа пострадавшей стороной, дозволив ему вступить, если пожелает, в новое (второе) законное супружество, а Александре Леонтьевне было определено «всегдашнее безбрачие». Отныне это была официальная формула гражданского состояния, вид семейного положения, с которого снимались копии для светского употребления. Это был «паспорт блудницы».

Отношения Александры Леонтьевны с Бостромом так и остались неузаконенными до конца дней. Она никогда не смогла стать женой любимого человека. Но нашла всё же себя в этой совсем непростой жизни, под поезд не бросилась. Главным в жизни всегда считала взгляды и определённые убеждения, без которых нет человека.

Часть вторая

МОЛОДОЙ КРАСАВЕЦ

У Алексея Бострома была характерная внешность. Высокий открытый лоб, густая русая борода, закрывавшая щёки, при его молодости (Бострому тогда было 29 лет) делали его похожим на разночинца-шестидесятника, какими представляла их портретная традиция. Но в лице Алексея Аполлонови-ча вовсе не было сурового вдохновения или непреклонности борца.

Напротив, у него было тонкое, а если приглядеться, слегка изнеженное лицо. Он был очень красив — сухой нос, круто изогнутые струнки бровей, проницательные, то задумчивые, то с дружелюбным юмором синие глаза.

От шестидесятников в нём были смелость суждений, начитанность сочинениями Добролюбова, Писарева, преклонение перед Некрасовым, свежесть взгляда на вещи, какими бы традициями они ни были освящены. Бостром бывал смел и неутомим в отстаивании своих мнений, но при всей горячности спорить умел воспитанно и приятно. Алексей Аполлонович был убеждён, что на человека можно повлиять только одним — добротой.

Но, как впоследствии было суждено убедиться Александре Леонтьевне, сам часто бывал не только мягким, но и мягкотелым…

Впрочем, эти недостатки Алексея Апол-лоновича открылись молодой женщине много позже. А при своём появлении блестящий красавец-земец, ничего не имевший, кроме отцов ского хутора, но не унывающий, весёлый в своей бедности, одержимый прожектами невероятных новаторских переустройств, Алексей Бостром слишком выделялся среди помещиков-степняков, составлявших окружение графа Толстого.

У встретившихся однажды молодых людей оказалось много общего. Алексей Аполлонович читал то же, что и находившая себе единственное прибежище в книгах порывистая и волевая графиня, которой нравились самоотверженные и свободолюбивые героини знаменитого писателя-однофамильца И.С. Тургенева. Мысли у них часто совпадали…

В самарском обществе этот молодой красавец тоже производил на публику неотразимое впечатление. Алексей Аполлонович имел недурной голос, пел народные песни и современные романсы. Охотно пел дуэтом с кем-нибудь из барышень или дам. А когда садился за рояль и начинал играть Бетховена, Шопена или Грига, то даже злые языки умолкали от его талантливой игры.

Это был человек «с запросами», кроме того, что много читал, он ещё увлекался философией, социологией, экономическими науками. В семье он был младшим, но, кроме него, сыновей не было.

О происхождении Алексея Аполлоновича Бострома (18521921) известно, что его отец, Аполлон Яковлевич Бостром (18131868), был православного вероисповедания. Получив воспитание в Московском Императорском университете, но, не окончив курса наук, 10 июля 1834 года (в 23 года) поступил канцеляристом на службу в департамент государственных имуществ Тамбовской губернии, где «Аполлон Яковлевич Бостром и род его» занесены «в надлежащую часть Тамбовской дворянской родословной книги».

Сведениями о появлении Аполлона Яковлевича в Тамбовской и Самарской губерниях, об истоках владения им поместьем, как и сведениями о супруге, матери его детей, Государственный архив Самарской области не располагает.

Однако в Самарском дворянском депутатском собрании за октябрь 1856 года содержится формулярный список о службе депутата Дворянского Николаевского и Новоузенского уездов губернского секретаря Бострома. Из него видно, что Аполлон Яковлевич хотя и не был баловнем фортуны, особых чинов не нажил, знаков отличия не имел, не преуспел особенно ни в служебной карьере, ни в имущественном состоянии, да и вообще (как и сын впоследствии) удачливостью и везением не отличался, но дворянской значимостью сына всё же превосходил. Около десяти лет служил он по департаментам министерства государственных иму-ществ: 06.12.1834 — губернский регистратор, 01.01.1838 — помощник контролёра, 24.11.1839 — контролёр, 10.07.1840 — губернский секретарь со старшинством, 18.09.1842 (в 29 лет) — по его прошению уволен со службы по семейным обстоятельствам.

Но 13.01.1855 (в 42 года), спустя 13 лет, «по случаю увольнения в отпуск Николаевского и Новоузенского предводителя дворянства» окрестные дворяне неоднозначно выказали ему своё уважение, почти на полгода избрав на должность уездного предводителя.

А позднее, в связи с поступлением в Государственное ополчение Посредника полюбовного размежевания земель Николаевского и Новоузенского уездов, длительное время занимал его должность.

Дети А.Я. Бострома (включая Алексея, которому на момент подготовки формуляра было четыре года) воспитывались в отцовском родовом поместье Николаевского уезда, где он и осел, оставив службу. Именьице у Аполлона Яковлевича было всё же не из последних: 1825 десятин земли (из них удобной 1107), плодовый сад, 168 душ крестьян, верблюды, быки, рабочие лошади, коровы.

Алексей по смерти отца, в 16 лет, встал на собственные ноги, занялся хозяйством, отсылая часть доходов сёстрам, жившим в Петербурге.

Неуёмная энергия и общительный характер постепенно сделали Алексея Бострома заметным в уезде. Алексей Аполлонович занимал должности:

— гласный Николаевской уездной земской Управы, затем председатель;

— с 1902 года — председатель Губернской земской Управы.

Но прямолинейность, нежелание приспосабливаться, гонор и переоценка своих способностей и возможностей привели в результате к тому, что ему пришлось уйти со своего поста. В 1904 году он не получил достаточного количества голосов при выборах и посвятил себя семейной жизни и общественной деятельности.

С 1904 года он секретарь отдела Императорского Российского общества садоводов, член совета Самарского губернского сельскохозяйственного общества и член наблюдательного комитета Городского общества взаимного от огня страхования.

Что касается хозяйства, то он окончательно разорился. В жизни Алексея Аполлоновича полностью проявилось одно из тех человеческих качеств энергичного человека, которому он и сам удивлялся всю жизнь: поразительная непрактичность и почти фатальная невезучесть. Бостром был слишком мягок характером, слишком честен, чтобы преуспевать. Хотя имеющаяся всё-таки в нём предпринимательская жилка, растравляемая неудачами, пульсировала постоянно. Александра Леонтьевна называла его хозяйственную деятельность «бостромиадой».

Несмотря ни на что, Александра Леонтьевна всю жизнь горячо любила своего болтливого умницу, свои «двадцать два несчастья», своего синеглазого красавца — Алексея Аполлоновича. Чувство это сделалось частью её самой, которую вырвать и заглушить было невозможно.

Есть одно существенное отличие истории Александры Толстой от истории Анны Карениной. В самарском происшествии активным началом в любовном романе является не герой, а героиня. Конечно, Бостром тоже горячо любит и страдает. Но он чаще теряет веру, падает духом, больше нуждается в сострадании и утешениях, чем находящаяся в условиях несравнимо более трудных жена.

Она же является и главным «философом» их любви. В одном из писем Александра Леонтьевна пишет: «А ведь, может быть, Лешура, мы и были с тобой героями во дни нашей юности и нашей героической любви? Были. Наш героический период продолжался несколько лет. Я же хотела продлить его до самой смерти. Но повседневная жизнь стаскивает героев с пьедесталов, и надо благодарить судьбу, если стащит на сухое место, а не в грязь.»

Часть третья

Лешурочка, Сашуня, Лёлька и некоторые другие Александре Леонтьевне и Алексею Аполлоновичу Бостромам было суждено пройти в совместной жизни через множество испытаний. Чтобы сохранить хотя бы будущего ребёнка (по царскому закону дети при разводе принадлежали отцу), Александре Леонтьевне пришлось оклеветать себя, объявив, что ребёнок будет от Бострома. И вот 10 января 1883 года (н. ст.) у Александры Леонтьевны родился сын, названный в честь Бострома Алексеем. Именно поэтому и не смогла Александра Леонтьевна присутствовать на том суде. Не с кем было оставить сына, которому не исполнилось ещё и месяца.

Когда родился и был крещён сын, то в метрической книге Предтеченской церкви города Николаевска осталась запись: «.. .(1882 года) Декабря 29 дня рождён, Генваря 12 дня 1883 года крещён Алексей; родители его: Гвардии поручик, граф Николай Александров Толстой и законная его жена Александра Леонтьева, оба православные…»

Получить иную запись, на имя Бострома (Алексей Аполлонович не возражал бы), Александра Леонтьевна не хотела и не могла. Это было бы самоуправным насилием над будущностью сына, который навсегда мог остаться незаконнорожденным. При этом она осознавала, что допустила опасную опрометчивость. С помощью этой записи неумолимые щупальца закона, недавно отобравшие у неё троих детей, могли отнять и четвёртого ребёнка, только что рождённого.

Но граф Толстой не стал отбирать Алёшу, как этого долго опасалась Александра Леонтьевна. Он решил использовать мстительную руку закона по-другому. Матери предписано нести клеймо и тяготы безбрачия? А сын, её сын… Его тоже можно припечатать клеймом навсегда… Он не признает сына своим. Пусть тогда от сына, ею вскормленного, выслушивает о себе всё что положено, когда тот подрастёт. Сама пошла против порядков. Сама этого хотела. Пусть же получит.

Маленькое дружное семейство Бостромов, в обиходе называемое друг друга Лешурочкой, Сашуней и Лёлькой, всегда жило во взаимной любви и дружбе. Алёша Бостром в истинные обстоятельства своего происхождения был посвящён только в 13 лет. Взрослые щадили и оберегали впечатлительного ребёнка. По неокрепшей душе не было нанесено преждевременного удара, детство ничем не было омрачено. А уединённая жизнь на степном хуторе вполне этому способствовала. Алёша пребывал в счастливом неведении, в полной гармонии, считая себя сыном Бострома. Как ни накладно это было для семейного бюджета, но для Алёши на первых порах была избрана домашняя форма обучения, давшая великолепные плоды для формирования наблюдательного, любящего всех и вся мальчика.

В материальном отношении семья Бостромов жила трудно. Помимо скромных доходов от ведения хозяйства семья существовала за счёт писательской деятельности Александры Леонтьевны. На этой стезе, по издательским делам, ей часто приходилось отлучаться из дому. А подрастающий на вольном воздухе, в русской глубинке, мальчик-сын часто писал ей удивительные письма: «Я опять один. Папуня уехал в Самару. Вчера вечером напала на меня тоска ужасная»; «Ты, мамуличка, ладь, пожалуйста, свои дела поскорее, а то терпеньюшка моего уже нету»; «. с французским не знай как и быть»; «Я сдуру начал подпилком точить перо, да и изгадил его»; «… у нас всё время стоят жары».

Между тем мальчик подрастал, его нужно было отдавать в учебное заведение, а официального имени у него не было. Александра Леонтьевна не обладала правом подтверждения дворянского звания сына. Толстым он значился только по метрикам, но отец его сыном не признавал. Бостром пытается усыновить Алёшу, дав ему свой дворянский титул, но и тут вскрывается нечто непредвиденное. В середине 1892 года А.А. Бостром хлопочет о занесении его, Бострома, в Самарскую дворянскую родословную книгу вместо такой же книги Тамбовской губернии, где до этого почти шестьдесят лет всё это значилось. И получает отказ департамента герольдии Правительствующего сената по причине отсутствия там исходных документов Тамбовской губернии. Что это, проволочки чиновников-крючкотворов, утеря документов или: да был ли дворянином его родитель? Неясно. Ясно было одно: без дворянского звания продолжить образование Алёша не сможет.

Ситуацию переломила безвременная кончина в 1899 году графа Толстого. Противодействовать стало некому. Поэтому в декабре 1901 года решением Самарского депутатского собрания Алёша Толстой получил и дворянское звание, и графский титул. Но, узнав всю правду, графа Толстого отцом так и не признал. А та небольшая часть графского наследства, что досталась ему от принадлежащего по праву, очень пригодилось будущему писателю Алексею Николаевичу Толстому для получения образования.

Насколько мать вообще может стать для сына вторым «я», Александра Леонтьевна им стала. Все её письма и дневники полны Лёлей. Ради него она откладывала главное дело всей своей жизни — творчество. И, тем не менее, роман в двух частях, статьи, очерки, повести, рассказы. В начале 1900-х годов она особенно много печатается как детская писательница. Только в 1904-1905 годах выходят шесть её книг. Александру Леонтьевну Бостром зазывают на свои страницы почти все существующие в обеих столицах детские журналы. Театры ставят её пьесы. Она в писательской зрелости, достигнута литературная известность. У неё есть свои читатели. Она работает неустанно, каждый день. Впереди много замыслов. К пятидесяти годам Александра Леонтьевна осталась всё той же «тургеневской женщиной». Хромой, располневшей и седовласой, но душевно молодой, максималисткой. Алексею Апол-лоновичу тоже бывало нелегко с ней. Он понимал, что она непрактична и наивна. Но только вместе и рядом с ней он чувствовал, что его жизнь не теряет значимости.

Среди семейных ролей, которые сами собой закрепились за Алексеем Аполлоновичем, была и такая: он был «домашним критиком» обоих авторов — и матери, и сына. Его разборы и замечания всегда были остры и обстоятельны. А.Н. Толстой нередко посылал отчиму оттиски своих произведений для правки. Но полными единомышленниками они не были. В разлуке их отношения иногда замирали из-за молчания Толстого, но всегда до первого случая. Приходило письмо — и Толстой вдруг чувствовал, как дорог ему родной, молчаливо страдающий где-то человек, которого и в старости не оставляли неудачи. Летом 1906 года А.Н. Толстой жил в Германии, в Дрездене, учился. Перед самыми экзаменами, почувствовав безотчётное беспокойство, какую-то странную и сильную тревогу, в два дня собрался и уехал в Россию, к матери. А через два дня по приезде сына Александра Леонтьевна Бостром скончалась от менингита.

Алексею Аполлоновичу Бострому повезло в жизни только раз — его любила замечательная женщина. Мучительно переживал он потерю. Стремясь как-то устроить начинающуюся старость, Алексей Аполлонович женился на женщине, которая была моложе его почти вдвое. Но через неполные три года она умерла. Сын звал его к себе, в Петербург. Но из Самары он не переехал.

Алексей Аполлонович всю жизнь прихрамывал (с того самого выстрела в поезде), и сосновские мужики называли его между собой хромым барином. Жил вдовцом. Редеющий седовласый зачес назад, высокий лоб, синие насмешливые глаза, на сухощавых щеках — лёгкий стариковский румянец. Общительного нрава, непоседа. Но был в нём заметен какой-то надлом. Порой он становился мрачен, и тогда из его комнаты часами доносились мелодии Грига. Стал сторожем яблоневых садов за Самарой. Жил в сторожке. С бородой до пояса, в длинной домотканой рубахе, с палкой в руках. Его сопровождала, ставшая ручной, коза. В 1921 году Алексей Аполлонович Бостром умер в городской больнице от воспаления лёгких.

«Граф Николай Александрович Толстой, этот апологет семейных устоев, воспитывал старших сыновей в жестокой вражде к матери и младшему брату. Ненависть старших сыновей к матери была так велика, что сын, Мстислав, находясь случайно в больнице, где умирала Александра Леонтьевна, отказался выполнить её предсмертную просьбу — прийти к ней проститься». Незадолго до новой женитьбы, случившейся через два года после развода, граф Николай Александрович Толстой, этот носитель принципа, состоял в любовной связи с будущей супругой, которая на тот момент была женой ротмистра Городецкого, больного тяжелой формой туберкулёза. Однажды Городецкий, узнав, что его жена находится в одной из гостиниц вместе с Толстым, вызвал того на лестничную площадку и, после короткого разговора, внезапно толкнул. Николай Александрович Толстой, пролетев два лестничных пролёта, отшиб себе печень, долго лечился за границей и умер от рака печени.

Елизавета Николаевна Толстая, тоже писательница, была замужем за двоюродным племянником известного композитора Рахманинова. Умерла в Югославии от голода во время немецко-фашистской оккупации.

Александр Николаевич Толстой погиб от тифа в первые годы Гражданской войны.

Мстислав Николаевич Толстой после Гражданской войны эмигрировал в Грецию, потом переехал с семьёй во Францию. Умер в 1949 году. Сын Мстислава, Александр Мстиславович Толстой, в 1964 году преподавал в Парижском университете русский язык и литературу.

Через 130 лет в нашей памяти осталось только имя писателя — Третьего Толстого, как нередко называют автора романов «Пётр Первый», «Хождение по мукам», многих комедий и рассказов. Называют так потому, что были в русской литературе ещё два Толстых — граф Алексей Константинович Толстой и граф Лев Николаевич Толстой. Его мать, писательницу А.Л. Бостром, которая грезила литературной славой, знают только специалисты. А.А. Бострома мало кто вспоминает.

Часть четвёртая

КТО ЕСТЬ КТО

Всё вышеизложенное писалось в надежде, что фамилия Бостром, возможно, станет частью моего родословного древа. Но эта история так меня увлекла, что в результате получилось краткое описание удивительной любви, которая действительно была одной-единственной на всю жизнь.

Однако время шло, исследовались различные публикации, справочные и архивные данные, но пополнить компанию моих родственников с фамилией Бострем обладателем фамилии Бостром (тем более что его петербургские сёстры жили под фамилией Бострем) так и не получилось. Хотя, как уже однажды выяснилось, разночтение иноземных фамилий, имён, отчеств роли не играет, особенно если интересующие нас лица, приехав в Россию, принимали православие. А если и не принимали, то россияне, подстраивая непривычные чужие имена под себя, называли одних и тех же людей в разных местах по-разному. Например, моего прадеда, Алоиза Ивановича Бострема, в разное время величали Алоисом, Алисием и Алексеем Ивановичем. Другие предки, Карл Иоганн и Ганс Каспар Бострёмы, звались соответственно Августом Ивановичем и Иваном Августовичем Бостремами. Такие уж мы, русские: не любим ломать язык чужими именами.

Я оставила попытки искать желанное родство после того как, просмотрев родословие моих немецких предков Bostrom (Bostroem) за почти 300 лет и в количестве трёх с лишним сотен, не обнаружила там ни одного мужчины с именами Якоб и Аполлон. Потому что общеизвестно, что родовые древа всегда имеют повторяющиеся имена.

Я поняла, что Бостром не мой родственник, просто однофамилец. Зато я нашла представителя его древа. Это «известный шведский философ Кристофер Якоб Бострем (Бустрём), (Bostrom) (1797-1866), создатель т.н. персонального (рационального) идеализма, сочетающего черты философской системы Платона и Гегеля».

Поскольку «…сведениями о появлении Аполлона Яковлевича Бострома (1813-1868) в Тамбовской и Самарской губерниях и об истоках владения им поместьем в Сосновке Государственный архив Самарской области не располагает (№07-29/161 от 24.12.2002), то и происхождение его доподлинно не известно. Однако он воспитывался в Московском Императорском университете и затем 10.07.1834 в 21-летнем возрасте поступил канцеляристом в департамент государственных имуществ Тамбовской губернии. В течение восьми лет, до 18.09.1842, двигался по служебной лестнице, добился записи лично и всего своего рода в Дворянскую родословную книгу Тамбовской губернии и. в 29 лет по собственному прошению уволился со службы «по семейным обстоятельствам»».

Таким образом, как видится жизнь Аполлона Яковлевича Бострома и его семьи? В июле 1834 года недоучившийся 21-летний Аполлон Бостром поступает на службу канцеляристом в департамент государственных иму-ществ Тамбовской губернии и добивается дворянского звания для себя и своего рода. В 1842 году Аполлон Яковлевич Бостром женится на самарчанке, хозяйке или наследнице поместья под Николаевском. Переезжает в Самарскую губернию, что повлекло за собой отхождение от дел. Занимается своим хозяйством. Через некоторое время, по крайней мере на время рождения детей (сын, последний, родился в 1852 году), становится хозяином «родового поместья». Для этого совсем необязательно жить в России долго. Кроме того, к 1856 году умирает его супруга. В 1868 году не стало и Аполлона Яковлевича. К этому времени дочери уже обучались, а затем и остались на местожительство в Санкт-Петербурге. Его 16-летний сын Алексей Бостром, получивший хорошее образование, становится хозяином родового имения Сосновка. Затем весьма заметный среди помещиков-степняков, он руководит Николаевской, а затем и губернской земской Управами. С 1904 года Алексей Аполлонович отходит от земских дел, занимается общественными делами и своим хозяйством.

Часть пятая

ОТСУТСТВИЕ ФАКТОВ ОКРЫЛЯЕТ ФАНТАЗИЮ

Под таким заголовком обнаружила я 1 мая 2011 года в сети Интернет новую информацию к описанной мною житейской истории. Вот эта история, рассказанная ныне живущими потомками фамилии Толстых. Дословно.

«Красный граф» Алексей Толстой, перекрасив коня в красную масть, получил целых три сталинских премии и посмертно даже «прозвенел бронзой». Из слов «граф Алексей Толстой» истине соответствует только «Алексей». Был он и не «граф», и не «Толстой». О том, что настоящая фамилия Толстого должна быть Бострем, упоминает Бунин в своём дневнике. Но только в Нью-Йорке от Марии Николаевны Толстой, хорошо знавшей семью графа Николая Толстого, стало известно о подлинном происхождении Алексея Толстого. У графа Николая Толстого были дочь Елизавета и два сына — Александр и Мстислав. В их семье гувернёром был некто Бострем, с ним сошлась жена графа и забеременела. Толстой был человеком благородным (а может быть, не хотел огласки, скандала) и покрыл любовный грех жены: ребёнок родился формально как его сын — Толстой. Но после рождения Алексея Николаевича Толстого его «юридический» отец граф Николай Толстой порвал с женой все отношения. Порвали с ней отношения и сыновья — Александр и Мстислав. Они не считали Алексея ни графом, ни Толстым. Так ребёнок Алексей и вырос у матери, в Самарской губернии. Но когда граф Николай Толстой скончался, то уже взрослый Алёша как сын приехал получить свою часть наследства. И получил. Это же подтверждал и Корней Чуковский в своей книге».

Стало быть, настоящая фамилия Алексея Николаевича Толстого — Бостром, или Бострем, как там в Европе?..

ТЭГИ: